Возвращение капитана мародеров - Ольга Крючкова

Графиня открыла глаза и тихо, но внятно произнесла:

– Я люблю тебя, Франсуа. И всегда буду заботиться о всех вас, своих детях. Даже с небес… Но где же Констанция?..

– Она… Она, вероятно, в своей комнате.

– Приведи ее, пожалуйста. Хочу взглянуть на нее в последний раз… Ступай… – графиня снова закрыла глаза.

Франсуа, пошатываясь, вышел: только теперь он понял истинное состояние отца.

Безутешный граф продолжал оставаться на том же месте, не слыша и не видя ничего вокруг. Мальчик, усилием воли подавив рыдания, хотел сказать ему что-нибудь утешительное, но не смог. Просто подошел и молча прильнул…

В коридоре раздались чьи-то торопливые шаги. Шарль вздрогнул и оглянулся. Из полумрака замкового перехода появилась бледная, как полотно, Констанция. Приблизившись, она вскинула на отца и брата широко распахнутые глаза, полные страха и отчаяния, но тотчас отвернулась и молча шагнула в спальню матери…

В коридоре снова послышались шаги. На сей раз ― тяжело семенящие. Это священник торопился успеть исповедать умирающую.

– Примите мои искренние соболезнования, ваше сиятельство, – поклонился святой отец недвижно застывшему графу. – Сие прискорбное известие застало меня, признаться, врасплох…

Священник выглядел несколько помято и потому виновато, словно извиняясь за безвременную кончину графини, смотрел то на хозяина замка, то на его сына.

Дверь покоев графини тихо отворилась, и в коридор выглянула повитуха, не покидавшая роженицу ни на минуту.

– Входите, святой отец. Графиня готова принять вас…

Шарля пробила дрожь: повитуха приглашала священника к его умирающей жене так, будто тому была назначена аудиенция…

Священник перекрестился и возвел глаза к небесам:

– Все в руках Господа, ибо мы – дети Его! Ее сиятельство будет вознаграждена Им за свои благие земные поступки, в том нет сомнений…

Шарля передернуло («Как можно решать и обещать за Господа?!»), но он промолчал: вступать в теологическую полемику в столь скорбный момент было неуместно и кощунственно.

– Я уверен, что именно так и будет, – не без гордости произнес Франсуа и тоже перекрестился. – Матушка всегда заботилась о сервах и в годы неурожаев кормила их со своего стола.

– Истинно так, сын мой, – подтвердил священник, осеняя себя очередным крестом.

В это время из-за широкой юбки повитухи появилось покрасневшее от слез лицо Констанции.

– Это вы, вы во всем виноваты! – захлебываясь от рыданий, выкрикнула она в сторону отца и стремглав бросилась прочь.

Священник отпустил вслед девочке крестное знамение и миролюбиво проговорил:

– Она еще мала, ваше сиятельство. Потеря матери всегда тяжела, а в столь нежном возрасте ― особенно…

Граф д’Аржиньи не слышал священника. Его охватила растерянность: в приближающейся кончине любимой Жанны дочь обвиняет его, Шарля?! Но почему?!

* * *

Ранним утром следующего дня, когда колокол замковой часовни пробил хвалу, новорожденная девочка, всю ночь жалобно попискивающая, затихла.

Повитуха заглянула в колыбель, стоявшую тут же, в спальне графини, и взяла крошечный комочек, завернутый в пеленки, на руки. Прислушалась. Девочка не дышала.

– Ну, вот и все, новорожденный ангелочек умолк навеки, – повитуха вздохнула и положила бездыханное тельце обратно в колыбель. – Недолго ты пробыла среди нас, бедняжка… А может, оно и к лучшему: зато попадешь теперь прямо в рай. Младенцы, как известно, безгрешны, так что место твоей невинной души, ангелочек, отныне в раю…

Жанна пережила свою дочь ненадолго: она отошла тем же днем ― когда колокола часовни вызванивали сексту.[5•

В момент кончины возле графини находились священник, Шарль и Франсуа. Констанция же еще накануне укрылась в своей комнате и категорически отказалась покидать ее.

…Жанну д’Аржиньи похоронили на семейном кладбище, рядом с ее приемными родителями ― графом и графиней д’Арк. Священник произнес надлежащую надгробную речь, в которой всячески восхвалял достоинства безвременно усопшей.

Оцепенев от ужаса, Шарль безмолвно наблюдал, как сервы забрасывают гроб землей. Потом неожиданно метнулся к могиле, словно желая разделить с женой ее последнее пристанище, и непременно исполнил бы свое намерение, если бы не успевший вовремя удержать его Франсуа.

– Опомнитесь, отец! Вы нужны нам! Подумайте о Констанции!

Шарль издал сдавленный крик:

– Я не хочу больше жить! Не хочу!

Священник, только что окончивший заупокойную молитву, приблизился к графу:

– Такие речи непозволительны для истинного католика! Только Господь имеет право решать, кому и сколько отпустить на этой грешной земле. Мужайтесь, ваше сиятельство! Вы еще молоды… И у вас – дети…

Опомнившись, Шарль взглянул на сына.

– Да, да, дети… – механически повторил он. – Но как же я смогу жить без нее?! Как?! ― Шарль беспомощно воззрился на священника и в этот момент увидел… Констанцию.

Девочка появилась на кладбище в тот момент, когда гроб с телом матери почти уже скрылся под землей. Она бросила в пугающую мрачную яму букетик цветов, сорванных в замковой оранжерее, резко развернулась и торопливо удалилась по направлению к лесу, подступавшему к берегам реки Алье. Констанции очень хотелось побыть одной, чтобы никто не мешал ей предаваться воспоминаниям. «Мамочка, но ведь еще совсем недавно мы гуляли по этому лесу вместе с тобой!» ― беззвучно плакала девочка.

…После похорон состоялась поминальная трапеза. Вернувшаяся из леса Констанция, к еде почти не притронулась. Франсуа заметил, что отца она по-прежнему старательно избегает. Из-за стола Констанция поднялась первой:

– Прошу простить меня. Я хочу удалиться в свою комнату.

Священник понимающе кивнул: девочка стремится к уединению, чтобы найти утешение в молитвах.

– Молитва, дитя мое, – самый верный помощник! ― не удержался он от напутствия. ― Она всегда поддержит в трудную минуту. Все мы через нее общаемся с Господом…

Констанция замерла на пороге. Затем, медленно обернувшись, срывающимся от волнения голосом произнесла:

– Я не желаю общаться с Господом! Он отнял у меня самого близкого человека!

Священник побледнел.

– Сударыня, вы, конечно, пережили очень тяжелую утрату, но это не дозволяет вам произносить богохульные речи!

Шарль молчал. В душе он отчасти был согласен с дочерью. Действительно: почему и у него Господь отнял ту, которую он любил больше всего на свете? Неужели уготовил столь жестокую расплату лишь за то, что когда-то Жанна, облачившись в мужское платье, встала во главе французского войска? Но, если бы не она, что было бы теперь с Францией?..