Тачдаун - Сола Рэйн

Выражение его лица бесценно. Наслаждаясь каждой вертикальной морщинкой, собирающейся на его переносице, я подношу к губам стакан с водой и делаю несколько глотков, позволяя прохладной жидкости ослабить скопившееся в теле напряжение.

Моей маме тридцать пять, но в ее случае возраст – это просто число. Руби выглядит жарче «ангелов» Виктории Сикрет, а вышибалы в ночных клубах до сих пор требуют ее удостоверение. Не удивлюсь, если она заключила сделку с самим Сатаной, завещав ему свою душу в обмен на вечную молодость. Но в тайне надеюсь, что это какой-нибудь ген антистарения, вроде того, что есть у Джей Ло или Джареда Лето, который передался и мне.

– Мать? – тупо переспрашивает качок.

В этот момент со стороны боковой двери, ведущей из кухни в гараж, раздается тихий сигнал мобильного телефона, и парень облегченно вздыхает, теряя всякий интерес к нашему разговору. Он бесцеремонно проносится мимо меня и сбегает по ступеням в гараж, откуда спустя несколько секунд доносятся ругательства.

Ну да, я действительно выбросила его вещи в один из мусорных баков.

Воскресная уборка – священный ритуал.

Я выхожу на улицу через дверь в прихожей и вижу, как мамин ночной гость пересекает наш двор, на ходу застегивая джинсы, а затем садится на блестящий черный байк. При виде этой картины меня начинает бить мелкая дрожь и я обнимаю себя руками, чтобы немного ее унять.

Я смотрю на парня, который надевает шлем и заводит свой «Харлей-Дэвидсон», а вместо него вижу своего гребаного отца-насильника.

Ненавижу чертовы байки.

Ненавижу парней на чертовых байках.

У моей ненависти уже так много объектов, что ее давно пора зарегистрировать как пятьдесят первый штат.

Глава 2. Хантер

– Черт, этот парень трахается как бог, – раздается за спиной мелодичный голос матери.

Обернувшись, я вижу, что она стоит, прислонившись к косяку, в дверях нашего дома и взглядом кошки, объевшейся сметаны, провожает удаляющийся байк. Ее безупречное тело, которое является лучшим свидетельством того, насколько сильно Руби любит пилатес, обернуто светло-розовым полотенцем, подчеркивающим флоридский загар, а влажные после душа волосы собраны на макушке в золотистый пучок. Даже в такую рань, без грамма макияжа и с дурацкими гидрогелиевыми патчами под глазами, она выглядит на миллион долларов.

– Ты не должна это обсуждать со мной, – ворчу я, проходя мимо нее в дом.

– Не будь занудой, Хантер, – усмехается Руби, подавляя зевок, и следует за мной на кухню. – Тебе девятнадцать, и ты уже не девственница.

К горлу подступает тошнота, когда в сознании вспышками проносятся воспоминания о моем первом и единственном сексуальном опыте: Брендон Стюарт и я. Король и Королева выпускного бала. Маленькая каюта на яхте, где проходит вечеринка по случаю окончания школы, и пыхтящий от усилий регбист, который с грацией слона в посудной лавке пытается вставить в меня свой кривоватый член…

В тот вечер были сильные волны, и этого придурка укачало прямо во время нашего неуклюжего секса. Стоит ли говорить, что было дальше?

Этот день официально стал худшим в моей жизни.

К счастью, с тех пор я больше не видела Брендона, но фотографии со мной в заблеванном вечернем платье от Веры Вонг до сих пор мелькают в ленте Пинтереста[3], как «идеи, которые могут вам понравиться».

Мы входим на кухню, и мой стакан с недопитой водой тут же попадает под кареглазый прицел Руби. Сердито вздыхая, она достает из ящика стола смятую пачку «Лаки Страйк», садится на деревянную столешницу и прикуривает.

– Я ведь просила тебя не пить перед съемками, – ее слова вылетают вместе с дымом.

– А я просила у Санты нормальную мать, но, как видишь, наши желания не всегда исполняются.

– Я идеальная мать, – фыркает Руби, лениво наблюдая за тем, как я разгружаю посудомоечную машину.

– Идеальные матери не спят с малолетками.

– С малолетками? – ее голос становится выше на пол-октавы. – Парню двадцать один хренов год!

– А твоей дочери – девятнадцать! – восклицаю я, поворачиваясь к ней. – О чем ты только думала, черт возьми? Ты ведь ему в матери годишься!

Если бы взглядом можно было убивать, то я бы уже взбиралась по ступеням раскаяния, ведущим к вратам чистилища. Ну, или как там было у Алигьери?

– Еще раз скажешь что-то подобное, и я откушу твою болтливую голову. – Она крепко затягивается и выпускает облако сигаретного дыма прямо мне в лицо. – И зачем я вообще научила тебя разговаривать?

У меня вырывается смешок.

– Это была бабушка.

– Ну да, точно. – Ее широкий рот растягивается в улыбке. – Кстати, о прошлой ночи. Клянусь богом, я старалась вести себя тише, но этот жеребец…

– Господи, мам! – Я с грохотом захлопываю дверцу посудомоечной машины и широкими шагами прохожу через кухню, прижимая ладони к ушам. – Избавь меня от грязных подробностей.

– Эй! Почему это они грязные?

– Ла-ла-ла! Я тебя не слышу! – кричу я из гостиной и, пританцовывая под новый трек Оливии Родриго, доносящийся из умной колонки, направляюсь в ванную.

Спустя час «Курица», – так я с любовью называю свой старенький желтый «Мини-Купер», уже мчит по Олд-Катлер-роуд в сторону южного Майами. Яркие лучи утреннего солнца отражаются от блестящего капота и бьют прямо в глаза. Влажный ветерок, влетающий в открытые окна машины, приятно холодит лицо. Температура безжалостно приближается к восьмидесяти пяти градусам по Фаренгейту, но в урбанистическом Майами, особенно в районах с повышенной влажностью, она ощущается как более высокая.

Мне не сложно почувствовать этот контраст, потому мы с матерью живем в пригороде. Наш дом находится в нескольких километрах от мегаполиса, в небольшом живописном городке Катлер-Бей, куда мы перебрались около пяти лет назад.

До переезда в пригород Майами мы жили на маленьком курортном острове Ки-Уэст, расположенном у побережья Флориды, между Атлантическим океаном и Мексиканским заливом. В месте, где максимальная высота домов достигает всего пять этажей, по улицам расхаживают охраняемые законом петухи, а легендарный Семимильный Мост частенько выступает площадкой для голливудских съемок. Если вы смотрели фильм «Правдивая ложь», то именно на этом мосту снимали культовый эпизод финальной погони старины Арни за террористами. Но, как бы круто все это не звучало, Ки-Уэст был той еще унылой дырой. Мне всегда казалось в нем слишком тесно.

Другое дело – Майами. Город возможностей, любезно выворачивающий перед нами свои карманы. Здесь мама открыла первый собственный бизнес, который планомерно начинает процветать, а я, благодаря ее деньжатам, поступила в престижный местный университет. Завтра первый день учебы.

Похоже, жизнь налаживается.

Когда индикатор топлива начинает мигать, я съезжаю с дороги и торможу на ближайшей заправке.

– Пойду я, – останавливает меня Руби, когда я тянусь на заднее сиденье за сумкой.

Мне остается только пожать плечами.

– Валяй.

Мама элегантно выходит из машины, расправляет складки тонкого кремового платья и встряхивает роскошной копной белокурых волос. Жесты отточены до совершенства. В мире Руби это что-то вроде брачного танца, который исполняет самка, чтобы привлечь внимание самца.

Я понятия не имею, каким образом это работает, но не проходит и пары секунд, как на нее обращает внимание убийственно-огромный лысый латиноамериканец, который заправляет свой «Бентли» у другой колонки.

Кроме шуток, мужик реально сложен как танк: высокий рост, чудовищной ширины плечи и сужающийся к талии торс. Под тонкой рубашкой, заправленной в элегантные брюки, бугрятся мышцы, туго натягивая хлопковую ткань, на ногах черные лоферы, размером с межпланетные ракеты Илона Маска, а на лице – солнцезащитные очки-авиаторы от «Рэй Бен», которые делают его похожим на телохранителя или тайного агента спецслужб.

Откинувшись на сидении, я скучающе наблюдаю за тем, как мама растерянно хлопает ресницами, изображая первые стадии панической атаки, и что-то быстро говорит подошедшему к ней мужчине.

Прекрасная дама в беде.

Чертова классика.

Спустя пару мгновений громила уже смотрит на нее с нескрываемым интересом, готовый не только оплатить ей бензин, но и вписать ее своим бенефициаром в полисе страхования жизни. К счастью для него, Руби никогда не играет по-крупному.

Через пятнадцать минут мама возвращается в машину,