Держи меня крепче - Сьюзен Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ей с ними даже гораздо проще, чем было в свое время с приемными родителями. Хотя, если честно, где-то в самых дальних уголках своего сердца Шарлотте все равно больно осознавать, что когда-то мама бросила ее еще совсем крохотной трехлетней девочкой. Конечно, ей понятно, почему Анне пришлось так сделать. Да и любой на месте Шарлотты понял бы и не стал осуждать, особенно зная все подробности того, что произошло. Но стоит Шарлотте взглянуть на Хло, вот и сейчас она весело плещется в прибрежных волнах, а они, накатываясь друг на друга, ударяются о ее крохотные ножки и рассыпаются фонтанами брызг, стоит только посмотреть на эту идиллию, и былые сомнения снова начинают одолевать с прежней силой. Сумеет ли она когда-нибудь простить свою мать и понять все до конца?
Впрочем, разве она имеет право судить? Пора уже зажить сегодняшним днем, забыть о прошлом. А сегодня Шарлотте больше всего на свете хочется наладить по-настоящему близкие отношения с Анной, такие, какие обычно бывают между взрослой дочерью и матерью. Конечно, для этого потребуется время, много времени. Но, слава богу, время у них теперь есть. Сейчас главное – побороть тех злых демонов, которые все еще теснятся в душе, а там все будет хорошо, Шарлотта уверена в этом. И она полюбит мать, как и должно любить близкого человека.
Кстати, свою приемную мать Шарлотта никогда не воспринимала как близкого человека. Мира Лейк, жена приходского священника, никогда не обращалась с ней плохо. Она всегда держалась ровно, была внимательна и заботлива, но девочка интуитивно чувствовала, что она ей совсем не нужна, что она лишняя в их доме и в их семье. Ведь это ее муж Дуглас настоял на том, чтобы забрать к себе ребенка после той чудовищной трагедии, которая разыгралась в родной семье Шарлотты. Сегодня уже никого из приемных родителей Шарлотты нет в живых. Зато жива их родная дочь Габби, ее сводная сестра, если так можно выразиться. Но Габби – это отдельная тема и даже в какой-то мере запретная!
Вспоминать Габби почему-то всегда больно. Шарлотта вдохнула полной грудью воздух, пахнущий соленой морской водой, напоенный теплом, ароматами разнотравья и цветов. Хватит воспоминаний! Надо сделать так, чтобы ее новая жизнь полностью вытеснила из памяти все, что было раньше. Какое-то время Шарлотта молча вслушивалась в ритмичный шум волн, в мелодичное пение цикад, а мысли ее в это время витали далеко-далеко, порхали над водной гладью залива подобно редким чайкам, хохлатым бакланам и крачкам. Во время прилива, а сейчас как раз начался прилив, потоки воды омывают их крохотную бухточку со всех сторон. Они струятся, изгибаются, словно чья-то невидимая рука, образуя ручеек пронзительно голубого цвета, который стремительно бежит между «холостяцкой хижиной» Рика и песчаной отмелью. Прямо за ручейком виднеются качели, болтающиеся на веревках. Небольшой деревянный мостик, выкрашенный в белый цвет, соединяет сад перед домом с покрытым галькой берегом. Чтобы попасть в домик, нужно подняться вверх, преодолеть целых восемнадцать каменных ступенек. Кстати, Хло уже может сосчитать десять ступенек на языке маори.
Вообще ребенок просто расцвел на глазах, когда ее отдали в детский образовательный центр Ароха в Вайпапе. Хло уже успела подружиться с несколькими девочками, у нее появились интересные занятия и новые увлечения. Словом, она с огромным удовольствием посещает центр три дня в неделю. Но всякий раз Шарлотта, когда утром отвозит ее на занятия, переживает лишь об одном. Не дай бог дитя ненароком проболтается о том, что с ними было в прошлом.
Какое-то время Шарлотта с улыбкой наблюдала за тем, как Хло упорно пытается выловить что-то своим игрушечным ведерком.
– Ну, что? Нашла что-нибудь?
Хло отрицательно покачала головой. Ее бледное личико было сосредоточенным. Легкий морской ветерок растрепал во все стороны ее мягкие кудряшки, худенькое тельце, обильно смазанное солнцезащитным кремом, сейчас все облеплено песком. На девочке – ее любимый красный купальник, на ногах – крохотные резиновые галоши-тапочки ярко-желтого цвета. Сверху на нее падает тень от дерева, которое Хло называет «поква», она еще не может выговорить его полное название – похутукава (в Новой Зеландии его еще называют рождественским деревом). Со стороны девочка похожа в эту минуту на яркую экзотическую бабочку, случайно затерявшуюся среди голых ветвей. А ведь всего лишь месяц с небольшим тому назад вся крона дерева была усыпана огромными красными цветами. И под тяжестью соцветий ветви свешивались низко-низко, почти касаясь воды, будто балерины в ярко-алых пачках, вышедшие на поклон к зрителям. Но сейчас на дереве болталось лишь несколько случайно уцелевших цветков, ветер трепал их лепестки, обрывая один за другим, и они падали на песок, похожие на кружочки праздничного конфетти.
Минувшее Рождество вся семья встречала, сидя на веранде, где был накрыт большой праздничный стол и где было поменьше солнца. Для Шарлотты и Хло это стало первым их опытом встречи Рождества в столь необычных погодных условиях. На веранде царила прохлада, и только веселый смех да перезвон бокалов нарушали безмятежную тишину, царившую над заливом. Родственники буквально завалили Шарлотту и Хло подарками – они еще никогда в своей жизни не получали столько. Донести такую груду подарков до дома самим, без посторонней помощи, было просто немыслимо, а потому Рик вызвался подвезти их на одном из стареньких джипов, стоявших в гараже. Пошутил, что, дескать, вот такие летние сани подают в Новой Зеландии на Рождество тем, кто хочет покататься. Ведь у них же сейчас лето! А потом они все вместе отправились на лодке на пляж, и Хло даже помогала грести, они плавали, резвились на воде, играли в мяч вместе со всеми остальными членами семейства до самого позднего вечера. Пока солнце не село.
В Англии они тоже жили недалеко от моря. Но там море было совсем другим: холодное, неуютное, свинцово-серое. Родители и близко не подпускали Хло к воде. И на осликах по пляжу она не каталась.
А здесь девочка быстро научилась плавать, правда, барахталась по-собачьи возле самого берега, но ей все равно очень нравилось. А еще ей нравилось отправляться на лодке вместе с Анной (которую она называла Наной) и Бобом на ловлю лобстеров и гребешков. Вместе с Шелли, Риком или Денни они должны были следить за другими лодками, чтобы те не мешали подводной охоте Наны и Боба. Домой девочка возвращалась, полная новых впечатлений, и без конца рассказывала матери всякие забавные истории о том, как они ловили раков и какие у них необычные усики, и как весело прыгают дельфины над водой. Они словно приглашают всех поиграть с ними.
– Посмотри на меня! – неожиданно громко вскрикнула Хло. Лицо ее светилось от удовольствия. Она махала ручками в такт движениям своих худеньких бедер, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, вперед – назад, вперед – назад, а потом и вовсе стала вращать ими.
– Смотрю-смотрю! – немедленно откликнулась Шарлотта, прижимая углы скатерти камешками, чтобы ветер не сорвал ее и не унес куда-нибудь. Хло собрала на берегу разноцветную гальку, а Шарлотта помогла ей нарисовать на некоторых из них забавные рожицы. – Чаю хочешь?
Не получив ответа на свой вопрос, она снова взглянула на дочь. Хло, стоя на четвереньках и упираясь руками в песок, проделывала какое-то странное упражнение. Она просто ползала по песку, но при этом еще что-то самозабвенно распевала. Слов Шарлотта не понимала, песня явно была на языке маори, из репертуара маленьких аборигенов. Наверняка всему этому Хло научили в образовательном центре. Хотя среди детей, посещающих центр, не было представителей племени маори, воспитанникам все равно рассказывали о том, что такое тиканга, на специальном курсе, знакомящем с традициями и обычаями племени маори. К тому же Хло просто обожает Майю, маори по национальности, работающую экономкой в доме Боба и Анны. Майя обитает на восточном берегу залива в доме весьма причудливой формы. Своими плавными линиями и изгибами он напоминает бумеранг. На протяжении многих лет Майя распевала песни своих предков детям и внукам Боба, а теперь охотно взялась обучить им и Хло.