Пророчество: Дитя Земли - Элизабет Хэйдон

На пленке остались какие-то образы, но их было трудно различить. Он почти сразу увидел маленькую стройную женщину благодаря сиянию ее золотых волос, завязанных черной лентой, в которых отразился восход солнца. Она стояла на берегу утра, на фоне великолепной панорамы гор, где Меридион оставил пару путешественников в прошлый раз. Меридион осторожно подул на обрывок пленки, чтобы очистить ее от пыли, и улыбнулся маленькой женщине, кутавшейся в плащ. В прозрачной тиши занимающегося дня она смотрела на простиравшуюся перед ней долину.

Ее спутника он нашел далеко не сразу. Если бы Меридион не знал, что он должен находиться рядом, то никогда не разглядел бы его в глубокой тени. Наконец Меридион увидел очертания мужского плаща, предназначенного для того, чтобы скрыть его обладателя от посторонних глаз. Слабые завитки тумана всплывали над плащом и сливались с легкой дымкой, поднимающейся от земли в косых лучах восходящего солнца.

Как он и подозревал, пленка загорелась в самый неподходящий момент, лишив Дающую Имя шанса заметить посла ф'дора, прежде чем посол или она доберутся до Илорка. Меридион наблюдал за происходящим ее глазами, дожидаясь, когда она заметит приспешника ф'дора, как сказал Прорицатель. Меридион уже различал тонкую темную линию: наверное, к ней приближался посольский караван. Она уже видела его. Мгновение миновало, и Меридион его пропустил.

Он вновь приглушил свет Редактора Времени и откинулся на спинку кресла, чтобы предаться размышлениям в темной сфере своего кабинета, подвешенной среди звезд. Должно существовать другое окно, другой способ взглянуть на мир ее глазами.

Меридион задумчиво посмотрел на звезды, потом перевел взгляд на поверхность Земли, находившуюся далеко внизу. Черный жидкий огонь медленно полз по потемневшему лицу мира, пожирая на своем пути континенты, без дыма сжигая их в лишенной жизни атмосфере. У края горизонта появилась еще одна стена пламени; скоро два источника огня встретятся и истребят то немногое, что еще осталось. Меридион призвал на помощь все свое мужество, чтобы удержать рвущийся из груди крик. Даже в самых мрачных снах ему не могло привидеться такое.

В самых мрачных снах. Меридион резко выпрямился. Дающая Имя обладала даром предвидения, она могла видеть Прошлое и Будущее в своих снах, а иногда просто читать прошедшие события, парящие в воздухе возле какого-то объекта. Сны выделяют энергию вибраций, и если бы ему удалось обнаружить следы одного из них, подобно пыли, танцующей в полуденном свете, он сумел бы проследить их путь обратно к ней, вновь увидеть мир Прошлого ее глазами. Меридион посмотрел на катушку, из которой свисал хрупкий конец пленки.

Он схватил древнюю катушку, отмотал кусок пленки, а потом аккуратно заправил ее оторванный конец под линзы Редактора Времени. Подкрутил окуляр и заглянул в него. Изображение оставалось темным, и сначала Меридион не мог ничего разобрать. Но вскоре глаза приспособились, и он заметил золотой отблеск, когда Дающая Имя вздохнула в темноте своей комнаты и слегка пошевелилась во сне. Меридион улыбнулся.

Он нашел запись ночи, предшествующей ее уходу вместе с Эши. Меридион не сомневался, что ей снится сон.

После коротких размышлений он выбрал два серебряных инструмента: один с острым и тонким кончиком и второй — крошечное ситечко на длинной узкой рукояти. Сетка ситечка величиной с наперсток была такой частой, что могла удержать даже мельчайшую пылинку. С величайшей осторожностью Меридион подул на пленку и приник к окуляру. Ничего. Он вновь дунул, и на сей раз крошечная белая крупинка отделилась от пленки, слишком маленькая, чтобы даже его невероятно чувствительные глаза сумели заметить ее без мощной линзы.

Меридион ловко поймал крупинку своим устройством и перенес ее под окуляр, продолжая внимательно наблюдать, пока лампа Редактора Времени не высветила тончайшую нить, которая соединяла ее с пленкой. Он подхватил нить сна.

Как можно осторожнее он вытащил нить настолько, чтобы ее можно было расположить под самыми мощными линзами. Не отводя глаз от окуляра, он сделал жест в сторону шкафчика, парящего над Редактором Времени. Дверцы шкафчика открылись, и крошечная бутылочка с маслянистой жидкостью переместилась на переднюю часть полки, а затем медленно опустилась на сверкающий призматический диск, висящий в воздухе рядом с его руками. Продолжая смотреть на нить, дабы не потерять ее из виду, Меридион вытащил пробку из бутылки и достал пипетку. Потом поднес пипетку к нити и капнул на нее.

Стекло под линзами подернулось желтой дымкой, затем очистилось; Меридион протянул руку и повернул экран на стене. Пройдет некоторое время, прежде чем он осознает происходящее, но так бывает всегда, когда оказываешься внутри чужих снов.

Рапсодия плохо спала в ночь перед тем, как отправиться в путешествие вместе с человеком, с которым была едва знакома и чьего лица никогда не видела. Часто получая видения из Прошлого и Будущего, она привыкла к беспокойным ночам и ужасающим снам, но сейчас все получилось иначе.

Большую часть той долгой мучительной ночи она не спала, сражаясь с упорными сомнениями, больше похожими на предостережения, основанные на простом здравом смысле. К утру она уже окончательно потеряла уверенность в правильности принятого решения, к тому же ей совсем не хотелось покидать своих друзей, способных защитить ее от любой опасности.

Дрова в камине горели почти бесшумно, пока Рапсодия беспокойно ворочалась с боку на бок, оставаясь на границе между сном и бодрствованием. Немое пламя отбрасывало яркие полосы пульсирующего света на стены и потолок ее маленькой, лишенной окон спальни, находящейся в самом сердце гор. Став королем фирболгов в Илорке, Акмед назвал свою резиденцию Котелок, но сегодня она больше напоминала Преисподнюю.

Акмед яростно возражал против ее путешествия с Эши. С того самого момента, как они встретились на улицах Бет-Корбэра, мужчины испытывали взаимное недоверие друг к другу, которое сразу же бросалось в глаза; напряжение между ними было настолько явственным, что иногда Рапсодию это начинало серьезно тревожить. Впрочем, Акмед мало кому доверял. Исключение он делал только для себя самого и Грунтора, могучего фирболга, своего давнишнего друга.

Эши казался симпатичным и вполне безобидным. Он выразил желание посетить Рапсодию и ее спутников в Илорке, мрачной горной крепости. И не испытывал смущения при общении с фирболгами, примитивной и иногда жестокой расой, которую большинство людей считали чудовищами.

Эши не страдал подобными предрассудками. Он охотно обедал за одним столом с враждебными вождями болгов, не обращал внимания на их грубые манеры — казалось, он не видит, как они выплевывают кости прямо на пол. И взялся за оружие, чтобы защитить королевство фирболгов, когда на них напали Горные Глаза, последний клан, отказавшийся присягнуть на верность Акмеду. Эши никогда не показывал, что его забавляет или вызывает раздражение стремительное вознесение на престол Акмеда, заносчивого спутника Рапсодии.

Однако Эши вообще редко выказывал какие-нибудь чувства. Его лицо постоянно оставалось скрытым под капюшоном диковинного плаща, окружавшего его облаком тумана.