Волшебный сон любви - Нора Филдинг

— Куда? В Лондон? Девушке твоих лет там не место, — безапелляционно заявила тетя Аби.

— Юная леди не путешествует без сопровождающей ее пожилой дамы, — поддержала тетю Аби тетя Гвен.

— Я помню одну мисс, которая отправилась в Лондон. Я не хочу говорить, что с ней случилось. Это история не для юных ушек! — Тетя Аби погрозила племяннице пальцем. — Но, поверь, судьба ее сложилась ужасно.

Если бы на месте Патриции был кто-либо еще, он не поверил бы в реальность происходящего. Последнее десятилетие XX века, а в этом доме умудрились сохранить жизненные устои эпохи королевы Виктории. Если закрыть глаза, то легко вообразить себе провинциальных дам тех далеких лет, которые обсуждают щекотливые, по их понятиям, вопросы. Патриция к подобным высказываниям своих родственниц привыкла.

Она воспитывалась в странной атмосфере. Тетушки, чья молодость пришлась на эпоху «Битлз» и «Роллинг стоунз», жили словно викторианские дамы. Как это им удавалось, Патриция не знала. Когда она подросла и стала понимать, что порядки в их доме отличаются от атмосферы, в которой протекает жизнь ее сверстников, Патриция стала интересоваться причинами, побудившими ее тетушек запереть себя в неком временном заповеднике. Но она так и не получила вразумительных ответов.

— Мир рушится, — часто слышала она от тетушек. — И только воспитание может спасти его.

— Кого? Мир? — переспрашивала Патриция.

— Прежде всего, благовоспитанность спасет твою жизнь! — чуть ли не хором отвечали тетушки.

Патриция недоумевала. Сначала она в силу своего возраста не понимала, зачем спасать то, на что никто не покушается. Потом, по мере взросления, она видела, что ее ровесники и их родители счастливы и без жеманного воспитания.

Чопорные родственницы воспитывали Патрицию в соответствии с идеалами далекой от современности эпохи. Патриция им подчинялась. Образ сверстниц, с которыми она училась, не вызывал у нее зависти. К своему совершеннолетию Патриция выглядела таким же реликтом древности, как и ее тетушки.

Удивительно, но в школе, а затем и в колледже Патриция не была объектом злых насмешек. Иногда, когда она употребляла уж очень старомодное выражение, над ней мягко подтрунивали, но этим дело и ограничивалось. Возможно, таким тактичным отношением Патриция была обязана своей внешности. Высокую и стройную, ее не портили мешковатые брюки и скромные, с высоким воротничком блузки, которые Патриция неизменно носила. Эта одежда была единственной уступкой, сделанной тетушками Патриции в угоду современности. По их мнению, пастельных тонов с нежным цветочным рисунком блузки и черные — а летом — светло-серые — брюки вполне подходили и пожилым леди, и юным мисс, желающим провести жизнь в викторианской эпохе.

Самым прекрасным во внешности Патриции были ее глаза. Черные, бездонные как два глубоких омута, они смотрели собеседнику прямо в душу. Глаза окаймляли длинные иссиня-черные загнутые ресницы. Длинные пепельные волосы, которые ей не разрешили отрезать, когда однажды Патриция заикнулась о своем желании сделать модную стрижку, были густыми и блестящими.

И вот теперь Патриция пыталась повернуть свою жизнь в другую сторону. Борьба шла тяжелая и бескомпромиссная. Тетушки бросили в бой тяжелую артиллерию — обмороки. Они поочередно лишались сознания, но Патриция стояла насмерть.

— Тетя Аби, тетя Гвен, — твердила Патриция, — я еду в Лондон. Скоро третье тысячелетие, и я не хочу больше жить замшелым самшитом.

Все рассуждения Патриции о современном мире и отсталости взглядов ее родственниц успеха не имели. Тетушки не собирались уступать. Впервые в жизни Патриция хотела солгать — согласиться с доводами тетушек, попросить прощения за свою неизвестно откуда взявшуюся строптивость, а ночью, когда все уснут, тайком сбежать. Но этот план, разработанный на всякий случай, ей не нравился. Патриция хотела не просто поехать в Лондон, она хотела перенестись в современный мир. И, конечно, такое путешествие нельзя начинать со лжи, тем более использовать прием, более подходящий тому времени, в котором девушка не желала больше жить.

Шансы ее победить в неравной борьбе с тетками стремительно уменьшались. Старшее поколение уже предвкушало победу над неразумной бунтовщицей, как в голову Патриции пришла замечательная идея. Она даже прикусила губы, чтобы радостной улыбкой не выдать себя. Патриция дождалась паузы в стенаниях теток и заявила:

— Теперь, когда я пойду удовлетворять естественные потребности, я больше не буду говорить, что мне надо попудрить носик.

В комнате воцарилось молчание.

— Неужели ты скажешь, что тебе надо в туалет? — ужаснулась тетя Гвен, которая лежала на диване в обмороке, но сразу же пришла в себя, как только услышала заявление племянницы.

Тетя Аби испуганно смотрела на Патрицию в ожидании ответа. У нее даже рот слегка приоткрылся.

— Нет, — сказала Патриция и, увидев, что тети с облегчением перевели дыхание, добавила: — Я буду говорить, что мне надо пописать или нет... — Патриция злорадно усмехнулась и выдержала эффектную паузу, — скорее всего, я скажу: пойду отолью.

Не успела Патриция закончить фразу, как разразилась буря. Сначала тетушки дружно упали в обморок. Но недаром Патриция прожила в этом доме двадцать два года. У нее был большой опыт приведения в чувство своих родственниц. Она не тронулась с места. И тетушки не выдержали. Они вскочили на ноги и начали увещевать племянницу. Патриция стойко стояла на своем.

— «Пойду отолью» звучит очень недурственно. Не понимаю, чем вы недовольны? — с наигранным удивлением подлила масла в огонь Патриция.

Потом после часа уговоров, просьб и заклинаний хотя бы говорить «иду в туалет», Патриция сделала вид, что сдается.

— Ладно, всю жизнь буду говорить: «пойду попудрю носик», но только в том случае, если вы меня отпустите в Лондон.

Предложенное Патрицией разрешение конфликта привело ее к полной победе. Вульгарность выражений была для тетушек более страшным грехом, чем поездка в Лондон.

И вот она в Лондоне! Всего в нескольких шагах от вожделенной Трафальгарской площади. Патриция торопливо направилась к эскалатору, ступила на него, но не смогла спокойно стоять и побежала вверх, собственными ногами ускоряя его движение. Наконец она сошла с эскалатора, но тут же замерла в растерянности. Куда идти? Подземный переход предлагал ей довольно богатый выбор.

Поддавшись какому-то необъяснимому импульсу, она повернула налево и стала подниматься по ступенькам, даже не прочитав, куда они ведут. Обнаружив, что оказалась рядом со статуей Нельсона, Патриция радостно улыбнулась. Она загадала, что если правильно найдет выход к Трафальгарской площади, то первый встретившийся ей на пути мужчина станет когда-нибудь ее мужем.

— Извините, — сказала Патриция, почувствовав, что кого-то толкнула. Она шла, высоко подняв голову и устремив взгляд на статую.

— Ничего страшного, — услышала она сочный баритон и взглянула на мужчину. Мимо нее прошел блондин ростом более шести футов, на которого даже высокая Патриция могла смотреть только снизу вверх.