Магия лавандовой зелени - Андрэ Нортон

И все это были не такие подарки, какие Холли видела в магазинах Бостона. Она была уверена, что Сассекс — совсем особое место. И она не хочет там жить!

Автобус тормозил. Холли очень хотелось, чтобы это была не их остановка. Но когда мир вокруг тебя распадается, желания ничего тебе не дадут. Когда мама предупредила их, девочка накинула дождевик; теперь она застегнула его, набросила на голову пластиковый капюшон и крепко связала его под подбородком.

Когда они выходили, порыв ветра ударил с такой силой, что все едва не задохнулись. Как можно быстрей побежали к входу в магазин, возле которого остановился автобус. К счастью, не пришлось тащить с собой багаж (мама заранее отослала его), но Холли показалось, что кто-то вылил ей чашку воды на спину, а вторую — спереди, и теперь вода текла ей в туфли.

— Входите. — Увидев их, женщина открыла дверь магазина и теперь качала головой; седые волосы развевались, и она стала похожа на одуванчик, готовый разбросать семена.

Женщина была чуть пониже мамы, в свитере. А всю ее одежду прикрывал большой белый передник. Как только они вошли, женщина захлопнула дверь и покачала головой, так что ее белые волосы разлетелись еще сильней. Она посмотрела на улицу, где с ревом отходил автобус.

— В такой день и утки утонут, — объявила она, поворачиваясь и глядя на них так, словно они и есть утки. — Да вы совсем промокли, а пробежали немного… Нет, мэм, — обратилась она к маме, которая оставалась у двери и знаками показывала Джуди и Кроку, чтобы они тоже не отходили, — даже не думайте об этих нескольких каплях. В такой день каждый, кто ни зайдет, приносит целое озерце. И ваши несколько брызг ничего не меняют.

Женщина скрылась за столбом, на котором висело несколько щеток с длинными ручками, две связки сушеного лука и календарь, и появилась со шваброй. Она принялась энергично подтирать пол, по которому из-под двери бежали ручейки.

Работая, женщина говорила.

— Так чем могу вам помочь? Вас кто-то должен встретить? Или хотите, чтобы Джим Бакус отвез вас на такси? Не думаю, что это получится. Сегодня у Джима много вызовов — видите?

Держа швабру в одной руке, другой женщина указала на настенный телефон. Рядом была прикреплена полоска бумаги, сплошь исписанная словами и числами.

— Все, ну просто все вызывают Джима, и он сам давно не звонил. Так что вряд ли скоро вернется.

Холли разглядывала магазин. Эта забитая вещами комната совсем не похожа на тот супермаркет, куда она ходила по поручениям мамы. Но тут лежит, висит, стоит, навалено грудами несчетное количество предметов. Так что невозможно сказать, то ли это бакалейный магазин: на полках банки консервов, упаковки продуктов, маленькие, со стеклянной крышкой, баночки с мясом и сыром, с бобами и картошкой, — то ли что-то совершенно другое. Потому что по другую стороны на вешалках ряды платьев; они свисают так уныло, словно жалеют, что оказались здесь; дальше стол с грудой фланелевых рубашек; ряд обуви (не красивые туфельки, как у нее — это подарок на последний день рождения, а грубые резиновые сапоги, в каждый из которых она или по крайней мере Джуди может поместить обе ноги). На полках сбоку ткани. А в маленьком ящике булавки и молнии, как в портняжной мастерской.

К тому же множество запахов. Некоторые, как запахи сыра и кофе, Холли узнавала. А в глубине помещения стояло что-то вроде клетки с надписью над квадратным окошком: «Почта США»!

В большой комнате было тепло после ледяного дождя, но не душно и не влажно, как в автобусе. Женщина последний раз взмахнула шваброй, снова спрятала ее и повторила:

— Вам нужен Джим, мэм?

— Я думаю, нас встретит мой свекор. Мистер Уэйд. Мистер Лютер Уэйд… — Мама улыбалась своей вежливой — «для компании» — улыбкой, но Холли чувствовала, что что-то не так. Мама выглядела как обычно. На ней красный блестящий дождевик, который купил ей папа (он сказал, что от него в серые дни будет веселей) и красные туфли, как у Холли. Она сняла капюшон, и ее черные волосы снова стали красивыми. Мама красивая, с гладкой коричневой кожей и красивой прической. Женщина в парикмахерской называла такую прическу «модифицированной афро». Холли вздохнула. Наверно, пройдет немало лет, прежде чем она тоже сможет носить такую прическу.

Нет, мама выглядит хорошо. И Крок — на нем хорошие брюки и теплое полупальто. И Джуди — Джуди, с ямочками на щеках, тщательно причесанная, — в коричневом пальто и в туфлях. А на самой Холли желтый плащ, и она тоже аккуратно причесана. У всех у них, как говорил папа, «правильная и привлекательная внешность».

— Так вы родственники старого Лютера! — говорила женщина. — Нам было ужасно жаль, когда мы узнали, что его сын пропал. Я ведь еще не представилась? Меня зовут Пигот, миссис Марта Пигот. Джетро, мой покойный муж, унаследовал этот эмпориум (так называли магазин пятьдесят лет назад) от своего отца. А когда Джетро умер, мне пришлось его вести. Для женщины тут очень много работы.

— Я Перл Уэйд. — У мамы, как всегда, улыбка теплая и дружелюбная. — Это Холли, она наша старшая.

Холли с трудом улыбнулась, зная, что мама ждет от нее хороших манер. И набралась откуда-то сил, чтобы сказать «Здравствуйте», как всегда учила ее мама.

— Крокетт, — кивнула мама в сторону Крока. И он последовал примеру Холли, — и Джуди, они близнецы.

Она всегда объясняла это, потому что, думала Холли, они совсем не похожи друг на друга. Крок высокий, на целый дюйм выше Холли, и часто напоминает ей об этом, потому что она на год старше. А Джуди маленькая и полная, выглядит моложе своего возраста. Однако она тоже знает правила поведения, и, хотя Холли видела, что Джуди стесняется, она поздоровалась с миссис Пигот.

— Вот это я называю хорошей семьей, — улыбнулась им миссис Пигот. — А у нас детей нет. Но почему-то мы по ним никогда не скучали. Соседские дети, они постоянно здесь толкутся, так что я их вижу, наверно, чаще, чем собственные родители. Идите сюда — я включила обогреватель. В такую погоду можно промерзнуть до костей.

У меня есть кофе и добрая тарелка имбирного хлеба Мэйм Симмс; она принесла его сегодня утром, еще до того, как начался дождь. Мэйм гордится своим имбирным хлебом, да, гордится. Всегда приносит большой лист на церковный ужин или к пожарным на благотворительную ярмарку.

И вот несколько мгновений спустя три Уэйда сидели рядышком на скамейке, мама — на стуле в маленькой комнатке в глубине забитого вещами магазина, у каждого в одной руке огромный кусок свежего имбирного хлеба, в другой чашка. Мама пила кофе, но детям в чашки миссис Пигот налила молоко.

Крокетт локтем толкнул Холли в бок.

— Совсем неплохо, — пробормотал он с набитым ртом.

Но Холли оставалась настороженной. Конечно, миссис Пигот настроена дружески и приняла их гостеприимно. Но… как насчет города? В Бостоне были и другие, такие же, как они, и они никогда не чувствовали себя чужими, потому что принадлежали к другой расе. Здесь — здесь может быть совсем по-другому. И миссис Пигот назвала дедушку «старым Лютом», а не «мистером Уэйдом». Почему это эта деталь тревожила Холли. И… мама ведет себя с самого начала как-то по-другому, как будто ждет от миссис Пигот враждебного отношения. Холли хотелось, чтобы дедушка поторопился, скорее пришел, и они смогли бы пойти — нет, нет, она не будет думать об этом, как о доме! Имбирный хлеб потерял всякий вкус, и Холли с трудом глотала его, преодолевая комок в горле.