Старт Страны Советов. Революция. Октябрь 1917 - март 1918 - Александр Шубин

29 октября более тысячи юнкеров под командованием полковника Г. Полковникова захватили Инженерный замок и телефонную станцию. В плен был взят ехавший по улице член Комитета по военным и морским делам нарком В. Антонов-Овсеенко. Вскоре в заключении оказался и симпатизировавший большевикам корреспондент «Нью-Йорк ивнинг пост» А. Рис Вильямс.

Будучи блокированными на телефонной станции и оказавшись под обстрелом, юнкера решили сдаться… Антонову на условиях сохранения жизни (Рис Вильямс при этом выступил в роли посредника между юнкерами и Антоновым). Когда освобожденный нарком выводил юнкеров из здания, требуя их неприкосновенности, «первые слова Антонова потонули в шуме и криках матросов и красногвардейцев, которые требовали возмездия».[4] Рис Вильямс не нашел ничего лучше, как начать читать толпе стихи по-английски. Это неожиданное поведение успокоило жаждущих самосуда, «этого было достаточно, чтобы они отрезвели».[5] Инженерный замок сдался после артиллерийского обстрела.

Назначенный командующим войсками Петроградского военного округа левый эсер подполковник М. Муравьев принял приказ о праве красногвардейцев производить расстрелы.[6] Данная мера была направлена против мародеров, но могла использоваться и для политического самосуда. Это вызвало возмущение левых эсеров во ВЦИК и острое столкновение мнений в советском «парламенте». Для большинства левых эсеров введение смертной казни было неприемлемо, большевики не собирались вставать грудью за левого эсера Муравьева. Его приказ был отменен наркомом внутренних дел А. Рыковым.

* * *

Тем временем А. Керенский, продолжавший считать себя главой правительства России, пытался получить военную поддержку от штаба Северного фронта. Для помощи правительству 25 октября были назначены силы III конного корпуса в составе 18 сотен под командованием П. Краснова. Но штаб Северного фронта не торопился с отправкой частей, выжидая исхода борьбы за власть. Командующий фронтом В. Черемисов под впечатлением от общения с армейскими организациями решил саботировать подавление большевиков. Он сообщил Духонину, что переброска войск к Петрограду отменена с согласия Керенского, который «от власти устранился».[7] Это не соответствовало действительности. 26 октября Черемисов приказал выгружать из эшелонов части корпуса и заявил Краснову, что Временного правительства нет. Краснов потребовал письменного приказа, но Черемисов согласился дать только совет.[8] На содействие в переброске частей от штаба фронта Краснов мог не рассчитывать.

Встретившись с Керенским, Краснов попытался сконцентрировать силы для наступления на Петроград. Но даже те части, которые оказались под рукой, не спешили подчиняться командованию и премьеру. Керенский произнес речь о том, что революция в опасности и большевики «хотят полить ее кровью».[9] Казаки принялись митинговать. В итоге удалось получить для похода около 700 казаков (466 человек боевого состава). В Гатчине, которая была занята 27 октября, присоединилось еще две сотни.[10] Однако к 29 октября у Краснова осталось 630 человек (420 от боевого состава).[11] Захватив практически без сопротивления Гатчину и после небольшого боя – Царское Село, Краснов двинулся к Пулково. При этом и революционные солдаты, и казаки митинговали и склонялись к нейтралитету. Никто не хотел проливать кровь в гражданской войне, не видя смысла.

Аналогичные проблемы были и у большевиков. Как пишет А. Рис Вильямс, «Ленин был страшно возмущен, когда узнал, что большая часть солдат Петроградского гарнизона, уже привыкших не выполнять приказы, с которыми не были согласны, не стала слушать ни Крыленко, ни Подвойского, когда те обратились к ним с призывом отправиться на фронт для борьбы с Керенским».[12]

Большевики опасались, что в этой неустойчивой обстановке казаки могут ворваться в Петроград. По словам Ф. Раскольникова, после занятия казаками Гатчины Н. Подвойский сказал: «Да, теперь положение таково, что либо они нас, либо мы их будем вешать».[13] «По тону раз говора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают…»[14] – вспоминал Ф. Дыбенко о своем товарище по военной коллегии. Ленин обсуждал возможность открыть огонь по войскам Керенского с моря, но судов, которые могли бы решить такую задачу, в Кронштадте не было – только в Гельсингфорсе.[15]

Краснов вспоминал, что «офицеры моего штаба – все корниловцы», не хотели воевать за Керенского, а Савинков даже предложил Краснову арестовать Керенского и самому возглавить сопротивление большевикам.[16] Б. Савинков мечтал о создании нового, более правого правительства и даже съездил в Петроград к Плеханову, но не преуспел.[17] По возвращении в Гатчину Савинков был назначен комиссаром отряда Краснова.[18]

При такой «надежности» микроскопической армии премьера его дело могло обрушиться при любом столкновении с мало-мальски надежным отрядом сторонников большевиков. На случай своего поражения Керенский назначил наследником видного правого эсера Н. Авксентьева.[19]