Графиня де Шарни. Том 2 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сантер вышел вперед.
— Доложите о членах исполнительного совета! — приказал он Клери.
Клери собрался было исполнить приказание, но король, заслышав топот, не дал ему войти с докладом: дверь распахнулась, и он появился в коридоре.
Тогда Гара, не снимая шляпы, заговорил первым. Он сказал:
— Людовик! По поручению Конвента временный исполнительный совет познакомит вас с декретами от пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого, девятнадцатого и двадцатого января; сейчас их прочитает секретарь совета.
Грувель развернул лист бумаги и дрожащим голосом стал читать:
СТАТЬЯ ПЕРВАЯ
«Национальный Конвент объявляет Людовика Капета, последнего короля французов, виновным в заговоре против свободы нации и в покушении на безопасность государства».
СТАТЬЯ ВТОРАЯ
«Национальный Конвент приговаривает Людовика Капета к смертной казни».
СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ
«Национальный Конвент объявляет недействительным документ Людовика Капета, представленный собранию его защитниками и понятый как апелляция к народу на приговор, вынесенный против него национальным Конвентом».
СТАТЬЯ ЧЕТВЕРТАЯ
«Временный исполнительный комитет обязан довести настоящий декрет до сведения Людовика Капета на следующий день, а также принять необходимые меры по его охране и безопасности, чтобы обеспечить исполнение декрета в двадцать четыре часа со времени его оглашения, и дать отчет Национальному конвенту немедленно после приведения приговора в исполнение».
Во время чтения лицо короля оставалось совершенно спокойным; на нем ясно отразились только два выражения: при словах «виновен в заговоре» на губах короля мелькнула презрительная усмешка; при словах «приговаривается к смертной казни» приговоренный поднял глаза к небу, словно обращаясь к самому Богу.
Когда чтение было окончено, король шагнул к Грувелю, взял у него из рук декрет, сложил его, спрятал в бумажник, достал оттуда другой документ и протянул его министру Гара с такими словами:
— Господин министр юстиции! Прошу вас теперь же передать это письмо в Национальный конвент.
Министр замер в нерешительности: тогда король продолжил:
— Сейчас я вам его прочитаю.
В отличие от Грувеля он стал читать спокойно, невозмутимо:
«Прошу предоставить мне трехдневный срок, в который я мог бы приготовиться к встрече с Господом; прошу с этой целью разрешить мне свободные свидания с лицом, на которое я укажу комиссарам коммуны; прошу также, чтобы этому лицу были обеспечены спокойствие и уверенность в том, что его не будут преследовать за акт милосердия, который он исполнит по отношению ко мне.
Я прошу освободить меня от постоянного наблюдения, установленного общим советом в последние дни.
Я прошу в этот срок дать мне возможность увидеться с моей семьей, когда я этого захочу и без свидетелей; я бы желал, чтобы Национальный конвент теперь же позаботился о судьбе моей семьи и позволил ей свободно выехать, куда она сама сочтет возможным удалиться.
Я поручаю милосердию нации всех тех, кто был ко мне привязан: среди них немало таких, кто лишился своего состояния и теперь, не имея жалованья, возможно, находится в стесненных обстоятельствах; среди тех, кто получал пенсион, немало стариков, женщин и детей, которые не имеют других средств к существованию.
Составлено в башне Тампль 20 января 1793 года.
Людовик».
Гара принял письмо.
— Сударь! Это письмо будет немедленно передано в Конвент, — пообещал он.
Король снова раскрыл бумажник и достал оттуда Другой небольшой листок.
— Ежели Конвент удовлетворит мою просьбу относительно лица, к услугам которого я хотел бы прибегнуть, — проговорил король, — вот его адрес.
На листке рукой принцессы Елизаветы в самом деле был написан адрес:
«Господин Эджворт де Фирмонт, дом ј 483, улица Бак».
Королю нечего было прибавить; он отступил на шаг, как в ту пору, когда он тем самым давал понять, что аудиенция окончена.
Министры и сопровождавшие их лица вышли.
— Клери! — обратился король к камердинеру, который, чувствуя, что ноги отказываются ему подчиняться, привалился к стене. — Клери, подите узнать, готов ли обед.
Клери отправился в столовую, где застал двух членов муниципалитета; те прочитали ему приказ, который запрещал королю пользоваться ножами и вилками. Только один нож предполагалось доверить Клери, чтобы он мог разрезать своему господину хлеб и мясо в присутствии двух комиссаров.
Приказ был еще раз прочитан королю, потому что Клери наотрез отказался сообщить ему о принятой мере предосторожности.
Король разломил хлеб руками, а мясо — ложкой; вопреки своей привычке он съел совсем немного: обед продолжался всего несколько минут.
В шесть часов доложили о приходе министра юстиции.
Король поднялся ему навстречу.
— Сударь! — молвил Гара. — Я отнес ваше письмо в Конвент, и мне поручено передать вам следующее:
«Людовик волен вызвать служителя церкви по своему усмотрению, а также увидеться со своими близкими свободно и без свидетелей.
Нация, будучи великой и справедливой, позаботится о судьбе его семьи.
Кредиторам королевского дома будут возмещены убытки по всей справедливости.
Национальный конвент готов удовлетворить просьбу об отсрочке».
Король кивнул, и министр удалился.
— Гражданин министр! — обратились к Гара дежурные члены муниципалитета. — Как же Людовик сможет увидеться со своей семьей?
— Да наедине! — отозвался Гара.
— Это невозможно! Согласно приказу коммуны мы не должны спускать с него глаз ни днем ни ночью.
Дело и впрямь запутывалось; тогда ко всеобщему удовольствию было решено, что король примет членов своей семьи в столовой таким образом, чтобы его было видно через дверной витраж, а дверь будет заперта, чтобы ничего не было слышно.
Тем временем король приказал Клери:
— Посмотрите, не ушел ли еще министр, и пригласите его ко мне.
Спустя минуту вошел министр.
— Сударь! — молвил король. — Я забыл вас спросить, застали ли дома господина Эджворта де Фирмонта и когда я смогу с ним увидеться.
— Я привез его в своей карете, — отвечал Гара. — Он ожидает в зале заседаний и сейчас будет у вас.
И действительно, в ту минуту, как министр юстиции произносил эти слова, г-н Эджворт де Фирмонт появился в дверях.
Господин Эджворт де Фирмонт был духовником принцессы Елизаветы: около полутора месяцев тому назад король, предвидя приговор, который только что был объявлен ему, попросил свою сестру порекомендовать священника, который мог бы сопровождать его в последние его минуты, и принцесса Елизавета, обливаясь слезами, посоветовала брату остановить свой выбор на аббате де Фирмонте.