Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

подать. Перевалишь через Мыран и попадешь на Табагинский станок. А зимой нет нужды переваливать через Мыран — езжай по льду узкой Табагинской протоки, и она выведет тебя к долине Туймада. В этой долине и раскинулся Якутск.

В нынешнем году тревожно в этих местах, совсем распоясались «братья». Дня три назад попросили у содержателя Техтюрского станка три лошади, якобы затем, чтобы съездить на тот берег реки, и не вернули. А кому пожалуешься?

Едва эскадрон Строда отбыл со станка, во двор въехал путник. Хозяин, глядя в окно, подумал, что это ямская упряжка. Пригляделся, а это — Федорка Яковлев. Видно, куда-то торопится, лошадь взмыленная.

— Красные проехали? — поздоровавшись, спросил он, едва войдя в дом.

— Только что попили чай и уехали, — ответил содержатель станка. — Я боялся, что заберут лошадей. Нет, пронесло, слава богу.

— Говорил, когда остальные поедут?

— Не слышал такого разговора. А что, еще едут? — В голосе хозяина Федорка уловил тревогу.

— Да уйма!.. Прячь подальше своих лошадей, иначе отберут. Будет тебе тогда гоньба на своих двоих! Хи-хи!..

Почтарь побледнел:

— Но ведь я гоняю только почту. И в документе у меня так написано. Они не имеют права!

— Написано — не написано, но я предупреждаю тебя как своего человека. — И вислогубый заторопился к выходу.

— А ты далеко сам-то едешь? — спросил содержатель станка. — Недавно ты, кажется, ехал в Покровск. Чего вернулся?

— Как узнал, что навстречу идут красные, дай бог ноги… И тебе не советую с ними встречаться.

— Может, чаю попьешь?

Федорка отказался от обеда, вскочил на сани и по плохо укатанной дороге погнал лошадь в Хаптагай, в котором находился штаб повстанцев.

…— А, поручик, — приветливо встретил его командующий. — Докладывай, братец, докладывай.

Вислогубый Федорка торопливо стал докладывать, что сегодня утром через Техтюр прошло сто человек красных. В направлении к Якутску. Остальные — их намного больше — во главе с самым главным командиром находятся в Покровске. Завтра утром тронутся в Якутск.

— Да вы клад, поручик! — перейдя на «вы», воскликнул Коробейников. — Благодарю вас! Получите награду!

Федорка расплылся в глупой улыбке, лицо его побагровело, как всегда, когда его хвалили.

— Подкрепитесь, поручик, и возвращайтесь обратно. С красных нельзя спускать глаз.

— А я там оставил своего человека, — зашлепал губами Федорка. — Он следит.

— Своего человека? Кого?

— Ваську Барсукова. Его послал господин Толстоухов. На него вполне можно положиться. На Ваську.

Коробейников налил стакан водки.

— Тяни, поручик. Заслужил.

Федорка выпил.

— Господин командующий, я присмотрел подходящее место для засады, — похвалился вислогубый. — Между Техтюром и Табагой. Хотите — покажу.

— Покажите! Немедленно! — вскинулся Коробейников и позвал начальника штаба — Брат Филиппов!

Вошел нечесаный, опухший от пьянства Филиппов. На лице гримаса недовольства — потревожили.

— Звали?

— Поручик выбрал место для засады. Поехали посмотрим.

На лице Филиппова мелькнула ухмылка: «Поручик». Он откровенно зевнул, почесал спину и, брезгливо сморщившись, пробурчал:

— Ладно, поехали. Ну и жизнь, черт бы ее… Отдохнуть не дадут.

Там, где речка Кыллатар, как называют ее местные жители, впадает в Лену, начинаются широкие заливные луга.

С южной стороны Кыллатар огибает крутую скалистую гору Ытык-Хая и, не доходя до Табаги, вливается в великую реку. Ытык-Хая возвышается у самого берега. Противоположный берег тоже крут, порос ивняком. Если глянуть с него, то кажется, будто бежит Кыллатар по дну глубокого ущелья. Зимой здесь, пересекая устье, проходит санная дорога.

Сюда и привел Федорка своих начальников.

— У-у, — протянул Коробейников, хищно оглядывая местность.

С Филиппова сонливость как рукой сияло.

— А ты стратег, скажу я тебе, — похвалил он Федорку.

— Лучшего места и желать не надо! — Коробейников стал потирать руки. — Вот тут грузину и крышка! Сразу образуется пробка и даже пешим некуда будет деться. Справа — скала, слева — берег, что твоя стена!

— С той стороны можно взобраться на гору? — обратился к вислогубому Филиппов.

— Да зачем на гору? — ответил тот, рисуясь перед начальством. — Мы здесь в тальниках засядем и как уточек их перестреляем. Можно до дороги расстояние измерить. — Он хотел спрыгнуть вниз.

— Не ходи, — остановил его Коробейников. — Не делай следов.

— Прекрасно, прекрасно, — твердил Филиппов. — Никто нас здесь не возьмет.

— Это исключено! — Коробейников, волнуясь, дергал мочку правого уха. — И бить вот оттуда, сверху… Бить и бить…

— Решено: здесь! — подытожил начальник штаба.

— Поезжай-ка, поручик, сейчас же в Хахсыт и жди там красных. Как только появятся, немедленно дай знать.

Вислогубому совсем не хотелось никуда ехать — только вернулся, блеснул перед начальством.

— Как же я сообщу? — Вислогубый совсем сник. — А вдруг попадусь?

— Ну-ну, поручик! У тебя что на плечах, голова или… Как только подойдут к Техтюру, садись на коня и галопом к нам, в Хаптагай.

Ночью Коробейников пригнал к устью Кыллатара сорок человек. Подводы оставили на острове. К намеченному месту подошли пешком со стороны реки. В кустах над берегом всю ночь рыли в снегу окопы. Только к утру измученная команда вернулась в Хаптагай.

Коробейников строго-настрого приказал всем, кто работал на окопах, держать язык за зубами. Ни слова об устье Кыллатара!

IV

5 марта вечером в Техтюр прибыла большая часть Второго северного отряда и штаб Каландарашвили. Поход близился к завершению. Командующий приказал располагаться на ночлег и возобновить марш ранним утром.

Асатиани вместе со своим ординарцем утроился в ямской избе. Сюда и привели патрули задержанного на тракте человека. Это был молодой якут в новой лисьей шапке и дорогой шубе. Никаких документов при нем не оказалось.

— Фамилия? — спросил Асатиани у задержанного.

— Барсуков Василий.

— Местный?

— Нет. Я из Нохтуйска.

— Куда едете?

— В город. Хотел здесь остановиться на ночлег, но пришли ваши люди. Поэтому я решил в соседнюю деревню… Там переночевать думал.

Асатиани позвал хозяина:

— Вы знаете этого человека?

— Нет, — мотнул головой почтарь. — Он нездешний.

— А зачем вы едете в город? — пристально глядя на парня, спросил Асатиани.

Барсуков замялся.

— У меня родной брат там в больнице умирает, — нашелся он. — Батя велел привезти домой, чтобы не чужие хоронили.

— А не врешь? Гляди у меня.

В глазах Васьки блеснули слезы — от испуга.

Асатиани отвернулся, поморщился.

— Отпустите его. Пусть едет своей дорогой.

У Васьки чуть не вырвался вздох облегчения. На одеревеневших ногах он вышел из ямской избы и медленно побрел к своим саням, боясь оглянуться.

В Хахсыте Ваську поджидал вислогубый. Узнав от Васьки, что красные заночевали в Техтюре, Федорка поскакал в Хаптагай.

Коробейникова растолкали следи ночи.

Из путаного доклада вислогубого командующий никак не мог понять спросонку, остановились красные или двигаются дальше.

— Остановились?.. Ну, слава