Давно закончилась осада... - Владислав Крапивин

— У-у! Да этому своду сто лет!

— Новый я не нашел, эти книги только на судах… Да зачем тебе новый? Я думал, для тебя важнее время, когда бегал по морям бриг “Даниэль”.

“А может, правда?”

— А что сигнал-то означает? Который ИО!

— Ты не поверишь! Смотри сам, найди двадцать первую страницу, раздел “Соединенно”…

Оська нашел. Прочитал: “ИО. Будем держаться соединенно для взаимной поддержки (или помощи)”.

— Ну что? Разве не для тебя с Нориком сигнал?

— Ховрин… Ты специально так подыскал?

— Что специально? Флаги выбирал для ваших юнмаринок? Или эту книгу печатал в давние времена?.. По-моему, это судьба.

“По-моему, тоже…”

Оське очень захотелось оказаться рядом с Нориком. Чтобы они, как флаги, соединились в один сигнал!.. Но вспомнил: сегодня Норика едва ли что-нибудь обрадует…

— Ладно, я пойду…

— Гуляй… Кстати, зачем тебе бинокль-то?

— Не мне, а Норику… — Оська погрустнел еще больше. — Он хочет ночью смотреть с балкона в море. Там около полуночи будет идти теплоход “Согласие”. А на нем — его мама…

— Что за чушь ты несешь!

— Никакая не чушь! Ее и других женщин, которых решили судить, переправляют в Цемесск. Это дядя Норика, Игорь Данилович, разузнал. Потому что в Среднекамске дело рассыпалось, а власти там хотят, чтобы этих женщин все равно засудили! Чтобы для других была наука: не протестуйте больше, не мешайте отправлять солдат, куда генералы приказали! Потому что в Саида-Харе стрельба вроде бы поутихла, а в Хатта-даге и на границах Йосской области новые заварухи. Им, генералам-то, как без того? Не воюешь — не живешь… — Это Оська повторил слова Норика. Но от души.

— Подожди ты с генералами… Почему именно Цемесск? Где он и где Среднекамск! Бред какой-то…

— Потому что тот спецназовец, которому покарябали рожу, оказывается, из Цемесска. Был в Среднекамске на какой-то… этой… стажировке. Учился, как лучше с тетеньками сражаться. И теперь какие-то прокурорские начальники потребовали: пусть дело передадут в цемесский военный суд. А он уж всем подсудимым выдаст на полную катушку, не то что присяжные заседатели в Среднекамске…

— Откуда это стало известно?

— Я же говорю, от дяди Игоря. Он сумел это разузнать. Говорит, по каким-то “каналам”.

— Ну, а почему их морем, а не сушей везут?

— Не хотят рисковать. Поезда у Хатта-дага все время атакуют террористы, а другой линии на Цемесск нет.

— А из какого порта пойдет “Согласие”?

— Их привезут в Карск. Там федеральная военная база, у нее своя ветка. А в Карске посадят на теплоход.

— Ловко… Это тоже дядя Игорь узнал?

— Да. Норик говорит, что у него какие-то связи… Он даже узнал, что “Согласие” выходит из Карска сегодня в шестнадцать часов. Значит, мимо нас пойдет ночью…

— Ну и что Норик увидит в бинокль? — горько сказал Ховрин.

— Не знаю. Может, хоть огоньки. И будет знать, что мама там где-то…

— До чего же сволочной мир, — сказал Ховрин. Сел к столу, положил на него сжатые кулаки.

Оська обошел его, заглянул в лицо. Оно было твердым и… таким, когда Ховрин обдумывал какую-нибудь жгучую газетную тему.

— Ховрин… что-то можно сделать?

Лицо обмякло.

— Что? Разве только вместе с Нориком поглядеть в бинокль. И помахать руками…

Обмяк и Оська. Оглянулся на морскую карту — она висела на стеллаже, закрывая книги.

— Ховрин, а за сколько миль от берега пойдет “Согласие”?

— Это нетрудно узнать. Вот он, рекомендованный курс… — Половинкой штурманской линейки Ховрин ткнул в карту. Там тянулся мимо Полуострова четкий прямой пунктир. — Его придерживаются все суда, идущие с запада на Цемесск. По крайней мере, иностранные.

— А это что за красная линия?

— Граница территориальных вод Южной республики. Точнее, граница двенадцатимильной зоны.

— Ховрин… Значит “Согласие” пойдет через наши воды?

— Ну… да… Ну и что? На это есть специальное соглашение.

— Ховрин… А разве гражданские суда имеют право возить заключенных через чужие воды? Папа рассказывал, что одного чилийского капитана за это упекли в тюрьму…

— Мало ли что бывает в Южной Америке! Капитана “Согласия” в тюрьму не упекут. У него наверняка есть специальное разрешение.

— Кто ему даст? Наши морские власти? Они с федеральными грызутся, как… ну, в “Посейдоне” же не раз писали про это!.. Да нету у него разрешения! Их тайно везут! Дядя Игорь это тоже узнал!

— Он кто, твой дядя Игорь? Агент Ноль-ноль-семь? Полковник Абель? Штирлиц?

— Он не мой, а Норика… И никакой он не агент, а инвалид, на коляске, просто у него всюду много знакомых, — тихо сказал Оська. У него стали подло намокать глаза.

Ховрин так же тихо спросил:

— Ты что предлагаешь? Арендовать нам с тобой у какого-нибудь старика ялик и высадить на “Согласие” десант?

Оська такого не предлагал. Но недавний сон придвинулся вплотную. Будто встречный ветер опять обтянул юнмаринку. И озноб от шеи до пяток… Не зря же этот сон! Он будто напоминание. Как… полоска ватер-штага перед глазами

Но ведь не скажешь это Ховрину! Опять вспомнит больницу в Рыбачьем Саду.

— А если сообщить пограничникам?

— Боюсь, что не для них такое дело…

— Но, может, есть кто-то, для кого это дело? Ховрин…

— Боюсь, что ни для кого, кроме нас с тобой и Норика. Уж властям-то на эти проблемы точно наплевать.

— Но мы же поддерживаем Йосскую область! А эти женщины — они тоже против войны в ней…

— Политик ты, как из меня балерина.

— Значит, совсем ничего нельзя сделать?

Ховрин пожал плечами. Оська угрюмо сказал:

— Ты бы… не пожимал плечами… если бы…

— Если бы что?

Будто прыгая с обрыва, Оська выдал ему:

— Если бы там была твоя мама… — И начал стукать по ноге биноклем, который держал на ремешке. И безнадежно смотреть в окно. И ждать, когда Ховрин скажет: “Пошел вон! И больше тут не появляйся!”

Ховрин дотянулся, мизинцем уцепил Оську за резинчатый пояс на шортиках. Подтянул к себе, поставил между колен. Глянул в глаза.

— Моей мамы нет… ни там, ни вообще. Это во-первых. Во-вторых, мама всегда говорила, чтобы я не совался в безнадежные авантюры. И сейчас она сказала бы то же самое.

— Сперва сказала бы, да. А потом…

— Что?

— Потом сказала бы: “Ховрин, по крайней мере, не забудь пистолет…”