Крик новорожденных - Джеймс Баркли

Джеред положил руки на плечи Гориану и Ардуцию — как ему хотелось надеяться, по-отцовски ободряюще.

— Чего мы не станем делать, так это сдаваться, — сказал он. — Пускай генерал Дел Аглиос испугался ваших способностей. Пускай он и его армия вас ненавидят. Но мы знаем, что поступаем правильно и что у нас нет выбора, если мы хотим спасти наши дома, наших близких и Конкорд. Я горжусь вами. Всеми. Я поручил вам очень трудное дело, и вы меня не подвели. Более того, вы одержали большую победу, и настанет день, когда она станет частью славных преданий Конкорда. Очень легко отчаяться при виде ненависти тех, кому мы пытаемся помочь, но мы не должны этого делать. Я в вас верю. Карку в вас верят, а это нельзя недооценивать. И очень скоро Конкорд тоже вас примет и будет в вас верить. Вы — будущее этого мира.

Джеред почувствовал, что Ардуций и Гориан откликнулись на его слова. Они сели прямее, несмотря на усталость, и сумели посмотреть на него с верой, которую ему так хотелось им внушить. Но Миррон вообще не отреагировала, а постаревшее лицо Оссакера горько сморщилось.

— Вы заставили нас убивать! — прошептал он срывающимся голосом. Ардуций обнял его, и слепой мальчик снова зарыдал. — Мы здесь не для того, чтобы убивать! Погибли тысячи. Я не чувствую там ничего, кроме серости и темноты. Вы превратили нас в убийц!

— Ш-ш, Осей, — прошептал Ардуций. — Никто в этом не виноват. Мы не могли предвидеть, что корни найдут в скалах так много слабых мест. Мы не могли знать, что это зайдет так далеко. Ты не должен себя винить.

— Но тысячи людей все равно умерли. И это сделали мы.

— Да, — отозвался Джеред. — Это сделали вы. Но вы выполняли мои указания. И поскольку я ваш командир, то кровь на моих руках, а не на ваших. Это моя ответственность.

Казначей понимал, что для Оссакера эти слова, возможно, ничего не значат. Он был таким юным! Слишком юным, чтобы находиться рядом с тем, что он сделал.

— Послушайте, — сказал Джеред. — Нам надо отсюда уходить. Скоро сядет солнце и станет холодно. Нам нужны огонь и горячая еда. Так что давайте поднимемся на плато, которое вы раскололи, потому что в одном мы можем быть уверены: на нем цардитов не будет. Ладно?

— Но куда мы пойдем дальше? — спросил Оссакер, смахивая слезы с глаз.

— Прямо сейчас — на юг, в Гестерн. Поскольку что бы там ни думал Роберто Дел Аглиос, мы можем помешать цардитскому флоту добраться до Эстории и Карадука. И если он по-прежнему вас не примет, то мы отправимся в тот уголок Конкорда, где вас понимают. Тот уголок, где вас знают и где могут защитить тех, кого вы любите. Мы отправимся в Вестфаллен.

* * *

— Но вы же не можете их отпустить, генерал! — заявил Эллас Леннарт, первый глас армии. — Они — еретики. Они против священного писания. Они возомнили себя выше Бога. Ради вашей армии вы должны их арестовать.

— И что сделать, Эллас? — резко спросил Роберто.

Час был поздний, он устал и еще не пришел в себя после увиденного. Дел Аглиос вытерпел многочисленные визиты старших солдат, которые по очереди являлись к нему в палатку, требуя чего угодно — начиная с немедленного сожжения Восходящих до использования их в качестве самого мощного оружия Конкорда. Его удивило только то, что глас явился так поздно.

— Выполнить ваш долг командира легионов Конкорда и человека, преданного Богу Всеведущему.

— Не надо говорить мне о долге, Эллас. Здесь никто не осознает свой долг так остро, как я. — Роберто отвернулся от входа в палатку и единственного костра, который горел на разбитом южном плато. — И если я доставлю их сюда, что потом? Я разбужу страх среди моих солдат, потому что среди нас окажутся те дети, которые ответственны за уничтожение целой армии Царда. Если бы я добивался мятежа, то это было бы самым простым способом его вызвать.

— А потом вы должны позаботиться, чтобы их судили и казнили.

— Ты так уверен в их виновности? — поинтересовался Роберто. — Тогда зачем утруждать себя судом, а?

— Действительно, зачем?

Роберто поднял брови. Обычно Эллас — такой мягкий и доброжелательный, но сейчас в его глазах горел огонь фанатизма.

— Затем, Эллас, что Адвокат запретила нам причинять им вред. По какой-то причине Пол Джеред сумел убедить ее в том, что они полезны — по крайней мере пока. И я не стану нарушать ее приказ. Но непричинение им вреда не требует, чтобы я баюкал их на своей груди, и определенно не требует, чтобы я привел это зло в центр моей армии.

— Но если вы почитаете их злом, то, конечно же…

— Хватит, хватит! — оборвал его Роберто. — Решение уже принято, Эллас. А сейчас я устал, а через несколько часов мы уже выступаем. Дай человеку возможность отдохнуть, прошу тебя.

Эллас возмущенно выпрямился.

— Вы мне такой возможности не даете. Я не смогу спать, пока эти твари насмехаются над моим Богом. Над нашим Богом.

— Ну, мне придется как-то это вытерпеть, ладно?

Роберто махнул рукой, требуя, чтобы глас ушел. Он подошел к койке и тяжело опустился на нее. Пусть этот день и принадлежал Конкорду, но сам он чувствовал, что у него украли победу. А его армия была так встревожена и напугана, словно победу одержали цардиты.

— Будь ты проклят, Пол! Что ты наделал?

Дел Аглиос лег и вытянул усталые ноги. Он заставил себя разобраться с сумятицей мыслей, которая царила в его голове после невероятных событий этого дня. Тут были и положительные стороны. Теперь они избавлены от многих дней погони и стычек и не понесли потерь в живой силе. На их пути нет препятствий, семь тысяч цардитов выведены из игры, и они смогут вступить в бой за Гестерн в самое ближайшее время.

Утром он отправит гонцов, которые попытаются прорваться к границе Нератарна. Сейчас у его защитников не осталось надежды. А не имея надежды, они не смогут остановить армии Царда и мятежной Атрески. Роберто даст им эту надежду. Они должны узнать, что если продержатся до середины рождения дуса, то получат помощь. Он, Роберто Дел Аглиос, придет и приведет свои легионы.

Утром.

Он проснулся полностью одетым и лежащим поверх одеяла и не сразу сообразил, что происходит. В лагере было тихо, холодный ветер шевелил ткань палатки. Роберто потер ладонями голые предплечья и сел, собираясь разуться и укрыться одеялом, хотя и не был уверен, что его разбудил именно холод. Он заморгал, глядя в темноту.

— Принято называться, прежде чем входишь в палатку генерала, — сказал Дел Аглиос. — И мне всегда хотелось знать, кто именно пришел меня убить.

— Я пришел не для того, чтобы тебя убить.

Тень, которую заметил Роберто, приблизилась и оказалась грязным атресским мечником. С кинжалом в руке.

— Горан?

— Извини, что я тебя потревожил, Роберто, — пробормотал Шакаров.

Глаза Дел Аглиоса постепенно привыкали к темноте. На Шакарове та же одежда, в которой он ушел из лагеря, хотя теперь у него снова оружие и доспехи Конкорда.