Ложная память - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По шею в дерьме и продолжаем тонуть.
В своем кабинете на четырнадцатом этаже доктор работал над новой книгой. В данный момент он занимался литературной шлифовкой забавного анекдота об одной из своих страдающих фобиями пациенток. У этой была боязнь еды, она похудела со ста сорока фунтов до восьмидесяти шести. В этом состоянии она в течение нескольких дней находилась на грани физического умирания. Психиатру — Ариману — удалось подобрать ключ к ее состоянию и вылечить ее, когда времени уже почти не оставалось. Конечно, в изложении на страницах книги история этой пациентки будет не такой забавной, а скорее темной и драматической. Ему были нужны именно такие случаи, суть которых гарантировала интерес читателей медицинского журнала, а благодарные пациенты имели возможность избавить его от излишней возни по проталкиванию публикации. Тем не менее тут и там по тексту были разбросаны искрящиеся блестки юмора, а при чтении одного абзаца любой должен был расхохотаться, хлопая себя по колену.
Он не мог, как обычно, полностью сосредоточиться на работе, потому что его мысли все время отвлекались на события в Малибу. После тщательного расчета времени, которое должно было потребоваться Эрику для того, чтобы посетить камеру хранения и доехать до дома Лэмптона, он решил, что первый выстрел раздастся в промежутке от без четверти час до часа дня.
Его также слегка отвлекали и мысли о киануфобичке, звонка от которой до сих пор не было. Задержка его не беспокоила. Она должна была вскоре позвонить. Немногие люди были более надежны, чем одержимые навязчивыми идеями и фобиями.
«Беретта» лежала на письменном столе справа от него.
Он ни в коем случае не ожидал, что киануфобичка спустится с крыши на веревке и, выбив стекло, ворвется внутрь с автоматом и связкой гранат в руках, но и недооценивать ее тоже не собирался. Самые неприятные женщины, с которыми ему приходилось сталкиваться на протяжении многих лет, как правило, одевались в элегантные, хотя и консервативные вязаные костюмы от Сент-Джона и обувь от Феррагамо. Многие из них были давними супругами руководителей студий и политических воротил; они выглядели типичными браминами, чьи родословные уходят своими корнями глубоко под Плимут-Рок[63]. Это были утонченные и аристократичные дамы, но они были вполне в состоянии съесть на завтрак ваше сердце и почки под муссом и запить все это стаканом коллекционного «Мерло».
Доктор решил съесть ленч у себя в кабинете и сделал заказ в гастрономическом магазине, где верили, что люди имеют право употреблять в пищу майонез, сливочное масло и животный жир во всех формах. Пока он ел, синий мешок, перекосившись набок и свесив перевязанную шею, стоял совсем рядом с его тарелкой. Но Ариману знание о содержимом этого пакета нисколько не портило аппетита, ведь оно было веселым напоминанием о том состоянии, в котором полиция вскоре найдет останки Дерека Лэмптона.
В четверть второго ленч закончился, и доктор убрал со стола пластиковые тарелки и обертки, в которых была доставлена еда, но не стал возвращаться к разработке анекдота об анорексии. Теперь на его столе не было ничего, кроме роскошной тетради для записей с сафьяновым, украшенным инкрустацией из слоновой кости переплетом, поверх которой стоял синий мешок.
К глубокому прискорбию, он не мог лично насладиться зрелищем унижения Лэмптона. Даже если какая-нибудь из самых желтых газетенок хорошо справится с делом, он, скорее всего, не увидит этого радующего душу зрелища. Ни «Нью-Йорк таймс», ни даже «ЮС тудэй» обычно не спешат отдавать в печать фотографии вскрытых черепов, забитых калом.
К счастью, доктор обладал развитым воображением. Имея перед собой в качестве источника вдохновения синий мешок, он без всяких затруднений рисовал в своем мозгу яркие захватывающие картины.
Когда часы показали половину второго, он решил, что Эрик Джэггер должен был уже покончить со стрельбой и приступить к процедуре краниотомии. А может быть, уже заканчивал ее. Закрыв глаза, доктор явственно услышал ритмичный звук пилы, вгрызающейся в черепную коробку. Учитывая чрезвычайную твердолобость Лэмптона, решение взять запасное полотно было мудрым. У Лэмптонов вполне могло не оказаться собаки, но доктор надеялся, что в этом случае ему на помощь придет диета Эрика, который каждое утро съедал изрядное количество хлеба грубого помола.
Больше всего он сожалел о том, что ему не удалось воплотить первоначальный план игры, согласно которому Дасти, Скит и Марти должны были запытать до смерти Клодетту и обоих Дереков. Перед последующим самоубийством Дасти, Скит и Марти написали бы пространные заявления, в которых должно было говориться о том, что Дерек-старший и его жена подвергали Дасти и Скита, когда те были детьми, ужасающим издевательствам и сексуальному насилию, при помощи рогипнола неоднократно насиловали Марти и Сьюзен Джэггер; последнюю Ариман мог бы даже включить в состав команды убийц, если бы, конечно, она не додумалась до трюка с видеокамерой. Список убитых должен был состоять из семи человек, не считая домашней прислуги и заглянувших в гости соседей, если бы таковые оказались. Такой, по мнению Аримана, была минимальная величина резни, которая могла бы привлечь внимание национальных средств информации; а поскольку Дерек имел репутацию гуру псевдопопулярной психологии, семь смертей произведут шуму не меньше, чем взрыв бомбы, погубивший две сотни человек, среди которых, к несчастью, не оказалось ни единой знаменитости.
Ладно, пусть игра оказалась сыгранной не столь изящно, как ему хотелось бы, ему все равно хватит чувства удовлетворения от самой победы. Лишенный возможности заполучить мозг Дерека Лэмптона, он, возможно, запечатает синий мешок в люситовый вакуумный контейнер в качестве символического трофея.
* * *
Хотя за те два дня, в течение которых Скит не прибегал к наркотикам, его умственные процессы стали более ясными и эффективными, он все еще не достиг степени остроты разума, необходимой для того, чтобы управлять атомной электростанцией или хотя бы мыть на ней полы. К счастью, он сознавал это и потому намеревался тщательно обдумать каждый шаг своей атаки на доктора Аримана за время поездки из Малибу в Ньюпорт-Бич.
Он пребывал в состоянии глубочайшего расстройства чувств, то и дело срывался в слезы и даже рыдания. Ехать по Пасифик-Коаст-хайвей во время дождливого сезона с глазами, полными слез, было чрезвычайно опасно, так как непредсказуемые грязевые оползни и выкатывающиеся на дорогу валуны размером с хороший грузовик требовали от водителя реакции не хуже, чем у дикого кота. В это время дня машины неслись по автостраде в сторону юга со скоростью восемьдесят миль в час, несмотря на знаки и надписи, запрещающие разгоняться быстрее шестидесяти пяти, а на такой скорости безудержные рыдания вполне могли бы повлечь за собой плачевные последствия.