Дорога в рай - Роальд Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мои мысли занимал Джерри. Как идут у него дела? Все ли ему удалось? Я двигался в темноте в сторону щели в изгороди.
— Привет, парень, — услышал я рядом шепот.
— Джерри!
— Все в порядке? — спросил Джерри.
— Фантастика! — сказал я. — Потрясающе! А ты как?
— Про себя могу сказать то же самое, — ответил он. Я увидел, как в темноте блеснули его белые зубы. — Наша взяла, Вик! — прошептал он, коснувшись моей руки. — Ты был прав! План сработал! Это было грандиозно!
— Завтра увидимся, — прошептал я. — Иди домой.
Мы разошлись в разные стороны. Я пролез в щель в изгороди и вошел в свой дом. Три минуты спустя я снова благополучно лежал в своей постели, а рядом со мной крепко спала моя жена.
На следующий день было воскресенье. Я поднялся в восемь тридцать и спустился вниз в пижаме и халате, как и обычно по воскресеньям, чтобы приготовить завтрак для семьи. Мэри я оставил спящей. Двое мальчиков, Виктор, девяти лет, и Уолли, семи, уже были внизу.
— Привет, пап, — сказал Уолли.
— Сейчас я приготовлю новый роскошный завтрак, — объявил я.
— Чего? — произнесли в один голос оба мальчика.
Они уже сходили за воскресной газетой и теперь просматривали комиксы.
— Тосты мы намажем маслом, а сверху — апельсиновым джемом, — сказал я. — А на джем положим кусочки свежего бекона.
— Бекона! — воскликнул Виктор. — На апельсиновый джем!
— Знаю, что так не делают. Но погодите, пока не попробуете. Это замечательно.
Я достал грейпфрутовый сок и выпил два стакана. Еще один стакан я поставил на стол, чтобы его выпила Мэри, когда спустится вниз. Я включил электрический чайник, положил хлеб в тостер и принялся поджаривать бекон. В этот момент на кухню вошла Мэри. На ней была какая-то легкая тряпка персикового цвета, накинутая поверх ночной рубашки.
— Доброе утро, — сказал я, глядя на нее через плечо и одновременно манипулируя со сковородкой.
Она не отвечала. Подойдя к своему стулу возле кухонного стола, она опустилась на него. Потом стала медленными глотками пить сок, не глядя ни на меня, ни на детей. Я продолжал жарить бекон.
— Привет, мам, — сказал Уолли.
Она и на это ничего не отвечала.
От запаха свиного жира меня начало тошнить.
— Я хочу кофе, — сказала Мэри, не поднимая головы.
Голос ее прозвучал очень странно.
— Сейчас будет, — сказал я.
Я сдвинул с огня сковородку и быстро приготовил чашку растворимого кофе. Чашку я поставил перед ней.
— Мальчики, — сказала она, обращаясь к детям, — не могли бы вы почитать в другой комнате, пока не приготовят завтрак?
— Мы? — переспросил Виктор. — Почему?
— Потому что я прошу вас об этом.
— Мы что-то не так делаем? — спросил Уолли.
— Нет, мой хороший, все так. Просто я хочу, чтобы меня ненадолго оставили с папой.
Я почувствовал, как внутри у меня все сжалось. Мне захотелось бежать. Мне захотелось выскочить на улицу через входную дверь, побежать сломя голову и где-нибудь спрятаться.
— Налей и себе кофе, Вик, и сядь.
Голос у нее был совершенно ровный. Гнева в нем не слышалось. Да в нем вообще ничего не слышалось. Однако она так ни разу и не взглянула на меня. Мальчики вышли, прихватив с собой страницу с комиксами.
— Закройте за собой дверь, — сказала им Мэри.
Я положил себе ложку растворимого кофе и налил в чашку кипяченой воды. Потом добавил молока и положил сахар. Тишина стояла оглушающая. Я подошел к столу и сел на стул напротив Мэри. У меня было такое чувство, будто я сижу на электрическом стуле.
— Послушай, Вик, — сказала она, глядя в свою чашку. — Я хочу высказаться сейчас, потому что потом не смогу сказать тебе этого.
— Ради Бога, к чему этот трагический тон? — спросил я. — Что-то случилось?
— Да, Вик, случилось.
— Что же?
На ее бледном неподвижном лице застыл отстраненный взгляд; казалось, она ничего вокруг себя не замечает.
— Ну же, выкладывай, — смело сказал я.
— Тебе это не очень-то понравится, — начала она, и ее большие голубые глаза, в которых застыло тревожное выражение, остановились на мгновение на моем лице, но она тотчас же отвела их.
— Что именно мне не очень понравится? — спросил я.
Внутри у меня все похолодело. Я почувствовал себя как один из тех воров, о которых мне рассказывал полицейский.
— Ты ведь знаешь, я очень не люблю говорить о физической близости и тому подобном, — сказала она. — Сколько мы с тобой женаты, я ни разу с тобой об этом не говорила.
— Это правда, — согласился я.
Она сделала глоток кофе и, мне показалось, даже не почувствовала его вкуса.
— Дело в том, — сказала она, — что мне никогда это не нравилось. Если хочешь знать, я это всегда ненавидела.
— Что ненавидела? — спросил я.
— Секс, — сказала она. — Заниматься им.
— О Господи! — произнес я.
— Я никогда не получала от этого ни малейшего удовольствия.
Это само по себе звучало обескураживающе, однако настоящий удар меня ждал впереди, в этом я был уверен.
— Извини, если тебя это удивляет, — добавила она.
Я не знал, что и говорить, поэтому промолчал. Она снова подняла взгляд от кофейной чашки и внимательно заглянула в мои глаза, будто взвешивая что-то, потом снова опустила голову.
— Я не собиралась никогда с тобой об этом говорить, — сказала она. — И не стала бы этого делать, если бы не минувшая ночь.
Очень медленно я спросил:
— А при чем тут минувшая ночь?
— Минувшей ночью, — ответила она, — я неожиданно узнала, что это, черт возьми, такое.
— Вот как?
Она поглядела мне в глаза, и ее лицо раскрылось, точно цветок.
— Да, — ответила она, — теперь я это точно знаю.
Я не двигался.
— О, дорогой! — вскричала она и, вскочив со стула, бросилась ко мне и наградила меня сочным поцелуем. — Огромное тебе спасибо за прошлую ночь! Ты был прекрасен! И я была прекрасна! Мы оба были прекрасны! Не смущайся так, мой дорогой! Ты должен гордиться собой! Ты был неподражаем! Я люблю тебя! Люблю! Люблю!
Я сидел не двигаясь.
Она придвинулась еще ближе ко мне и обняла меня за плечи.
— А теперь, — мягко заговорила она, — теперь, когда ты… даже не знаю, как сказать… теперь, когда ты… открыл, что ли… что мне нужно, теперь все будет замечательно!