Секса будет много. Тома 1 и 2 - Мэри Блум

— Вот не сидится же им, да? — как-то неуверенно хохотнул Сашин парень, косясь на соседние более наполненные и оживленные столы.

Вместо ответа Майя прижала хрустальный ободок к губам.

Лавируя между столиков, как среди ловушек на минном поле, я пробирался вперед. Повсюду радостно звенели бокалы, в спину ударяли обрывки чужих бесед, бодрые голоса и заливистый смех. В красном сердце на стене, похожем на огромную валентинку, то и дело вспыхивали довольные целующиеся парочки, напоминая, для чего сюда нужно приходить, извещая весь зал о своем счастье. По сравнению с ними, я, бредущий сейчас один, чувствовал себя лишним, явно свернувшим не туда. Если сердце однокомнатное, способное вместить только одного человека, то тебе тут будут рады, а если оно хоть чуть больше — то на этот бал вообще лучше не заходить.

Усиливая дискомфорт, в меня снова, как и на входе, тыкались колючие пронзающие взгляды. Не скрываясь, все эти ангелы пялились на меня и осуждали — одиночество здесь было вне закона. Сурово сопровождая глазами каждый мой шаг, они будто требовали вести себя как все, вернуться к своей паре, а не шляться одному в поисках непонятно кого, пришедшей сюда не со мной. Хотя я ее не искал! Но если бы хотел найти… наверное, даже не сговариваясь, мы бы с ней выбрали один маршрут — подальше ото всех. Обогнув пока еще пустую танцевальную зону, я свернул в длинный служебный коридор. Неподалеку замаячила табличка туалетов, казавшихся спасительным островком, единственным местом, где здесь можно легально оставаться в одиночестве.

Распахнув дверь, я зашел внутрь. Однако желанной тишины не было и тут. Из кабинок доносились оживленные громкие голоса, которые не удалось заглушить даже струей воды, включенной на полную мощность.

— Офигенно тут! — довольно выдохнул какой-то пацан. — Хожу уже третий год с разбитым сердцем!

— Что, реально уже третий год? — спросил другой. — И все время один?

Первый нахально хохотнул.

— Да это ж тупо сюда ходить с парой! Еда, выпивка на халяву! И девчонку можно подцепить на раз-два! Выбираешь такую же, с разбитым сердцем, говоришь, что тебя тоже кинули. Поплачетесь друг другу, а потом она тебе даст! Тут почти все дают. Отомстить парню — это ж такой клевый повод…

Я поморщился. И сколько здесь таких стервятников, готовых поживиться за счет чужой драмы?

— А под вечер, — в кабинке все не умолкали, — тут вообще бои начинаются! Лучший день в году! Жду как Нового года! Райское местечко…

Криво усмехнувшись, я выключил воду и вышел. А ведь и правда — райское. Хотя вряд ли рай, организуя все это, рассчитывал на такую похвалу.

Пустой служебный коридор встретил музыкой из зала, которая теперь звучала еще громче, рассыпаясь по стенам, приглашая вернуться обратно. Праздник явно набирал обороты. Интересно, когда я приду, за нашим столиком будут все? Или она еще болтается где-то здесь, как и я? Будто давая ответ, дверь ближайшей подсобки распахнулась навстречу. Молнией высунувшись оттуда, Саша схватила меня за руку и решительно затянула внутрь. С глухим стуком дверь захлопнулась обратно, заперев нас среди четырех темных стен. Света не было вообще — либо она не нашла выключатель, либо специально оставила здесь кромешный мрак. Я ничего не видел, лишь чувствовал ее на ощупь.

В воздухе лихорадочно прошуршало платье, по полу стукнули каблуки. Не выпуская ни на секунду, Саша всем телом прижала меня к стене, словно боясь, что я оттолкну ее и уйду. Ее пальцы, непривычно холодные, невидимые во мраке, пробежались по моим щекам. Грудь, прильнувшая к моей груди, глубоко поднялась на вдохе. С шумом выдохнув, Саша горячо поцеловала меня в шею. А потом еще. И еще. И еще…

Казалось, ее поцелуи оставляют на коже ожоги. Здесь в темноте, где никто не видит, где не вижу даже я, она могла себе позволить быть моей — но не там на свету, перед всеми. Сегодня мы не будем танцевать посреди зала, и наши лица не появятся в этом идиотском сердечке на стене. Это в общем-то было неважно, и я бы даже не думал об этом, но то, что она пришла сюда не со мной, внезапно заставило меня об этом жалеть. Чувствуя, что начинаю сердиться еще сильнее, я потянулся, чтобы ее отстранить.

— Ты был так прав… — вдруг прошептала она и прижалась ко мне еще крепче. — Это такое дурацкое место…

Приговаривая, выдыхая слова, цепляясь пальцами за мои плечи, она осыпала меня быстрыми рваными поцелуями — так искренне, так непривычно отчаянно для самой себя, что я застыл, ожидая, что она скажет дальше.

— Зачем мы сюда пришли?.. Это так глупо…

Договорив, Саша снова припала ко мне, касаясь каждого свободного кусочка кожи губами. Обступая со всех сторон, мрак будто поглотил весь мир: подсобку, дверь, все, что было за дверью. Пропали музыка, свет, дурацкий бал, весь клуб со всеми его гостями — исчезло все, что могло нас разделить. В кромешной тьме остались только ее дыхание и поцелуи. Не отрывая губ, Саша положила мои руки себе на талию и торопливо повела их вниз, к бедрам, напоминая, как хорошо я ее знаю, как хорошо нам вместе.

— Лучше бы я осталась с тобой… — прошептала она, прося каждым поцелуем хоть какой-то реакции. — Этим вечером…

Медальон на груди пылал — требовательно и жарко, пульсируя, разогревая меня. Пальцы сами собой стиснули ее бедра, не спрашивая разрешения у мозга, не считаясь с тем, что думает голова. Не выдержав, я прижал ее к себе, ощущая ее тепло, такое знакомое, такое родное. Здесь и сейчас со мной была моя Саша: нежная и пылкая, отзывающаяся на каждое мое прикосновение, отдающаяся мне целиком.

Я не заметил, как сам начал ее целовать — сначала шею, потом плечи, сдвигая губами ткань, растягивая пальцами вырез на ее груди, забираясь под тонкие бретельки. Другой ладонью я все настойчивее сминал подол ее платья, зная, что останутся следы, глубокие складки — мне до безумия хотелось оставить на ней что-то от своих рук. Поддаваясь, Саша прижималась все горячее — в полной тишине, без извинений и оправданий, которых сейчас и не было нужно. Сами ее ласки были извинением — признанием, что она была не права.

Мои поцелуи спускались все ниже — вглубь выреза платья, которое я терзал за то, что оно мне мешало, стараясь добраться до ее груди. Внезапно прямо в ложбинке меня обожгло холодом — губы, горящие от тепла ее кожи, коснулись бездушного металла. Пальцы, гулявшие рядом, нащупали маленькое холодное сердце.