Письма на воде - Наталья Гринина

Видимо, поднимаясь на лифте с подземной парковки, в задумчивости нажал не на ту кнопку, иначе как объяснить то, что он вдруг очнулся вовсе не там, где надо, и долго плутал по коридорам, пытаясь определить, как попасть на четвёртый этаж. Почему-то ему и в голову не пришло попросить помощи у проходящих мимо людей, охраны или хотя бы просто взглянуть на указатели.

Ну как так?

Он никогда не страдал топографическим кретинизмом и не топографическим тоже, а вот надо же – острый его приступ случился именно тогда, когда опаздывать было крайне нежелательно.

Всё-таки сказывалось нешуточное волнение и, что греха таить, страх – удастся или нет. Но отступать было поздно, да он и не собирался. Приближалось затмение, которое он творил сам. Солнце и Луна сходились, и, чтобы они не проскользнули мимо друг друга, а соединились, и на этот раз навсегда, им нужна была помощь.

Снова, как и тысячу лет назад.

Появившаяся перед ним вывеска «Культура косметики эпохи Корё» привела его едва ли не в восторг по многим причинам, в которые Чжи Мон предпочёл не углубляться: не было времени. Слегка запыхавшись, он подошёл к группе посетителей, ожидавших вместе с администратором Чон Со Хён, которая при виде его сменила озабоченное выражение лица на профессиональную приветливую улыбку:

– Добрый день, господин Чхве! – и тут же повернулась к собравшимся: – Уважаемые гости, я рада представить вам господина Чхве Чжи Мона – искусствоведа, историка и организатора этой занимательной ретроспективной выставки. Сегодня господин Чхве лично проведёт для вас экскурсию и расскажет об экспонатах из своей уникальной коллекции.

Кланяясь и отвечая на приветствия, Чжи Мон заметил, как Со Хён выразительно посмотрела на часы у информационного стенда и покачала головой.

«Точность – вежливость королей!» – прочёл он в её укоризненном взгляде.

Ну да, ну да, только вряд ли госпоже Чон было известно продолжение этой затасканной оборванной фразы, равно как и то, кому её приписывают. А старина Людовик{?}[Людовик – французский король Людовик XVIII.] вообще-то сказал: «Точность – вежливость королей, но обязанность для их подданных», поэтому пунктуальность его, Чжи Мона, – это всего лишь любезность, пусть он и организатор выставки, а никакой не король и никогда им не станет.

Хм. Где-то он уже это слышал.

Отмахнувшись от накрывшего его чувства дежавю, Чжи Мон придал своему лицу деловитость и обвёл взглядом группу гостей. Хорошо, что он захватил очки. Почему-то в них ему было спокойнее: он уже отвык выступать перед людьми, тем более в такой день, когда нервозность его зашкаливала.

Может, стоило получше выспаться и не пить настолько крепкий кофе? Хотя что уж теперь…

Его обстоятельный рассказ слушали с явным вниманием и интересом, и даже Со Хён перестала дуться и ходила за ним, смешно приоткрыв рот, а возле стенда с керамическими шкатулками и кувшинчиками для масел и вовсе зависла, как подросток, зачарованно разглядывая прекрасно сохранившиеся узоры и эмаль.

– Под влиянием буддизма в Корё стали популярны купальни, – вещал Чжи Мон, то и дело поглядывая на примыкавший к выставочному залу торговый островок косметики, где две девушки в униформе раскладывали на стендах разнокалиберные тюбики и баночки. На обеих были серые юбки делового покроя и лёгкие розовые жакеты.

За одной из девушек, бледной и какой-то встревоженной, бывший астроном, а ныне искусствовед и историк, следил особенно пристально, стараясь при этом не потерять нить собственного рассказа:

– В тот же период начало развиваться изготовление средств для мытья и купания. Писатель и путешественник тех времён Со Кун ездил по стране и описывал в своей книге, как в столице начали делать мыло, добавляя в рецепт всевозможные травы и даже ароматические масла.

Задумчивая девушка в серо-розовой униформе никак не желала хотя бы посмотреть в его сторону.

Стараясь не показать разочарования, Чжи Мон повысил голос:

– В Корё существовало много аналогов современных масок для лица. На рынке Сонгака продавали товары из-за границы, там было даже знаменитое розовое масло из Болгарии. Уже в те времена из этого масла создавали косметику…

Его живой рассказ неожиданно для него самого увлёк не только женщин, но и мужчин в группе, и по окончании экскурсии Чжи Мон ещё минут пятнадцать отвечал на вопросы и пояснял, что такое притирания и как сушили травы и цветы для настоев и целебных мазей.

Он говорил и досадовал на то, что девушка у торгового островка так и не подошла к выставке, даже на минуту не заинтересовавшись происходящим.

Чжи Мон фанатично собирал эти шкатулки и флаконы по всей Южной Корее, дольше всего проторчав в Кёнджу{?}[Кёнджу – город в юго-восточной части Южной Кореи, на берегу Японского моря. Был столицей древнекорейского государства Силла, вошедшего позже в состав Корё.] и даже умыкнув парочку с местных раскопок. Но вором и злодеем он себя вовсе не считал: надо лучше охранять национальное достояние и наследие прошлого, господа!

Однако его опасные ночные вылазки в гробницы Кёнджу были сущей ерундой по сравнению с пребыванием в Кэсоне{?}[Кэсон – город на юге КНДР, бывший Сонгак – столица древнего Корё.], где Чжи Мон оставил о себе «добрую» память, прихватив целую коллекцию полотен и чудом при этом не попавшись. И пусть он до сих пор наверняка находился в розыске у местной полиции, его это волновало мало. Во-первых, возвращаться в Северную Корею и даже в демилитаризованную зону он не собирался. По крайней мере, в ближайшем будущем. Во-вторых, он свистнул в руинах королевского дворца картины, которые сам же когда-то там и припрятал. Посему, в-третьих и в-главных, совесть его была чиста, ведь все эти преступления он совершил во имя благого дела!

Вот только та, ради кого он неоднократно нарушал не только границы, но и закон, помогать ему в этом благом деле почему-то не спешила.

Чжи Мон вздохнул и картинно закатил глаза:

– Женщины!

Сказав это, он тут же наткнулся на возмущённый взгляд Чон Со Хён.

Ну вот, пожалуйста! Теперь он ко всем своим прежним провинностям стал в её глазах ещё и женоненавистником. Ладно, чего уж там, кем он только ни был! Одним клеймом больше, одним меньше – невелика беда. Сейчас у него есть заботы поважнее, чем собственный подпорченный имидж.

Распрощавшись с посетителями выставки и оставив привередливую и щепетильную госпожу Чон встречать тех, кто заглянул туда без экскурсии, Чжи Мон направился к косметическому островку, ощущая странный неприятный холодок