Призыв мертвых - Джеймс Баркли

— Ну, давайте! — Он поманил их к себе. — Хоть по одному, хоть всем скопом. Мне без разницы.

Сражавшийся рядом с ним Ильев являл собой полную противоположность грубой бычьей силе Кашилли. Демонстрируя просто акробатическую ловкость, он с разворота так залепил ногой в диафрагму гестернскому ополченцу, что тот, полетев как пущенное из катапульты ядро, сбил назад в воду еще двоих. Имея для маневра всего полшага свободного пространства, Ильев поднырнул и с размаху нанес кузнечным молотом удар по коленям следующего мертвеца, раздробив коленную чашечку. Мертвец согнулся, и Ильев, отпрянув, обрушил зажатый в другой руке топор ему на крестец. Ноги мертвеца дернулись в последний раз, и он затих.

По всей длине и ширине пристани пронесся вздох. Ильев замер — неожиданно все сошедшие на берег мертвецы застыли на месте. Кашилли, расхохотавшись, сбил молотом сначала одного неподвижного врага, потом другого. Разя налево и направо, он начал врубаться в тесную толпу стоявших бок о бок мертвых, однако Ильев криком предупредил его, чтобы тот не увлекался.

Сам Ильев заглянул в глаза мертвеца, стоявшего прямо перед ним. Это был труп примерно месячной давности, сильно разложившийся, с полусгнившим лицом, в котором копошились черви, испускавший едкий смрад. Однако глаза, хотя, казалось, там могли быть лишь пустые глазницы, каким-то образом сохранились, и Ильеву почудилось, что он увидел в них мгновенную растерянность, сменившую бесконечную боль.

Мертвец открыл рот. Точнее, все они разом разинули рты, издав дрожащий крик. Тела затряслись и задергались так, что покрывавшая их плесень и слизь стала стекать по ногам вниз, расплываясь по бетону причала.

— Назад! Все назад! — скомандовал Ильев.

Седьмой отряд повиновался. И тут со стороны гавани, привлекая внимание к вражеским кораблям, донесся оглушительный треск. Ильев слышал, что ломается дерево, но сначала не смог ничего увидеть.

— Там!

Кашилли указывал туда, где по ворвавшейся в гавань триреме стремительно распространялась зеленая плесень. Она расползалась по бортам и палубе, взбиралась по мачтам, расплывалась пятнами по парусам. Тугая парусина обвисала и разваливалась на куски прямо на глазах. Соприкосновение с лишайником и плесенью порождало стремительный процесс гниения — корабли, с резкими звуками выдиравшихся из досок гвоздей, стали один за другим разваливаться на части и погружаться в воду. Люди на берегу разразились радостными криками, но Ильев понимал, что это вовсе не победа.

— Это новое оружие! Все назад! Быстро назад!

Адмирал метнул взгляд налево и увидел, как мертвец, потянувшись, схватил за руку зазевавшегося легионера, обрызгав его липкой слизью и плесенью. Тело солдата мгновенно покрылось растекшейся по нему отвратительной, склизкой буро-зеленой пленкой. Он кричал, пока она не добралась до его рта и глаз, не обволокла его сердце. А потом повернулся против своих товарищей.

— Сюда! Сюда! — закричал Ильев, увлекая людей назад, в направлении форта. — Не позволяйте, чтобы они прикасались к вам!

Ильев испугался. Может быть, впервые в своей жизни. Гадкое, отвратительное чувство. Легионеры и стражи гавани умирали от безудержно распространявшейся заразы. Пристань очистилась от людей. Никому из успевших увидеть последствия новой атаки и в голову не пришло задержаться, чтобы попытаться ее остановить. Паника распространялась даже с большей скоростью, чем плесень. Давя друг друга, люди устремлялись через портовые дворы и разбегались по прилегающим улицам. Звуки сражения уступили место диким воплям ужаса, за которыми следовал тяжкий топот тысяч ног.

Седьмой отряд вбежал во двор форта и по пандусу устремился на крышу. Они ворвались внутрь за миг до того, как перепуганным стражникам проорали приказ закрыть ворота. Окении стекались на крышу. Метательные машины смолкли. Ильев подошел к Васселису и Стертою. Они стояли на стене, выходившей на гавань, где собралось множество механиков и бойцов. Ильева никто не приветствовал, кажется, никто даже не заметил. Все взоры были устремлены на гавань.

Жуткое зрелище превосходило любые кошмарные творения художников ордена, изображавших мир, лишенный милости Всеведущего. Чистой водной поверхности почти не осталось — бухта превратилась в грязный, слякотный пруд, забитый обломками гнилого дерева и водорослями. И повсюду над колышущейся буро-зеленой массой то и дело выбрасывались тонкие фонтанчики зеленоватого тумана — разлетались споры плесени.

Новые и новые мертвецы, сотнями карабкаясь по лестницам, выбирались на пристань и присоединялись к толпившимся там собратьям, которым теперь никто не препятствовал. Для наведенных на гавань боевых машин они были недосягаемы. Из-под их ног медленно растекалась плесень. Не слишком далеко, но все же этого хватало для того, чтобы не подпустить живых на дистанцию рукопашного боя. Из оружия только сарисса — длинное копье пехотной фаланги — была достаточно длинна, чтобы нанести удар с такого расстояния. Двинувшись с пристани, мертвецы оставили позади себя лужи гнилостно-зеленой жижи. Она покрывала булыжники, заползала в трещины и тянула свои клейкие пальцы к форту.

Живые бежали перед лицом смерти, сами не зная куда. Над северными и южными воротами развевались сигнальные флаги, оповещавшие, что и те и другие проломлены. То, что их не удержали, Ильева не удивило: граждане и солдаты, обезумев, спасались от армии мертвецов. Устоять они не могли. Битва на этом рубеже была проиграна.

— Нам надо попасть во дворец, — сказал Васселис.

Ильев повернулся к нему и увидел у него в руке какую-то бумагу.

— Зачем?

— Там находятся юные Восходящие. И Эстер говорила, что у них имеется какой-то план.

— Отсюда не выбраться, — проворчал Стертий, жестом указывая на покрывавшую пристань слизь, — Прикоснешься, и тебе конец.

Но тут Кашилли направился к стене. Ильев заметил это и жестом подозвал Васселиса и Стертия к окениям.

— Похоже, здесь нашлась посудина. Вот удача!

859-й Божественный цикл, 12-й день от вершины генастро

— Держать сорок гребков, окении! Как будто обгоняете прилив!

Приказ Ильева прозвучал над головами гребцов, дружно и усердно налегавших на весла. Они устремились прочь от форта, в обход узкого мыса, к южному берегу, где высадились мертвые. Вряд ли это место годилось, чтобы принять целую армию вторжения, но для небольших сил пространства вполне хватало. Ни на одном из дюжины уткнувшихся в берег кораблей — ни души. Ни на палубах, ни на сходнях. Как и ожидал Ильев, на песке и гальке плесени не было.

Стертий и Васселис сидели рядом с ним на корме, вцепившись в планшир. На воде они чувствовали себя неуверенно, что до крайности забавляло Кашилли. Стремительно несущийся остроносый капер, возможно, представлял собой впечатляющее зрелище, но вряд ли непривычные к качке люди чувствовали себя комфортно на его палубе. Мало того что корабль мчался со скоростью, внушавшей «сухопутным крысам» опасение за свою жизнь, так Кашилли еще и гонял пехоту туда-сюда, усугубляя качку, пока Ильев не велел ему прекратить.