Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

– Теперь только ты меня можешь спасти, как я тебя спас до это-го.

– Как?

– Став моей.

– Убей сразу!

– Что? Не мил я тебе? Старый, лысый, низкий! Тогда, хочешь, я тебя возвращу на прежнее место? К батарее, в интересную позу?! – шипел он ей в лицо.

– Да, – сквозь слезы твердо сказала она.

– Сволочь! – заорал он и хлестнул ее ладонью по лицу.

От пощечины она упала.

– Полла! Полла! Извини! Я не хотел! – бросился он к ней.- Я люблю тебя! Люблю! Пойми меня!

– Не трожь, – отстранилась она, чуть ли не по-пластунски пяти-лась от его рук к стене.

– Полла, они убьют меня! Только сказав, что ты была моя, я найду спасение. – Теперь лицо у него жалостливое, только пузырьки слюны в уголках рта напоминают о недавнем гневе.

– Я потаскухой не была и не буду! И все за насилие ответят…

– Так я не потаскухой говорю, а моей женой! Женой, Полла! – и он полез лапать ее, начал целовать в лицо, пытаясь овладеть губами.

– Нет, нет, – вырывалась она.

Они долго на ковре боролись, сдвигая мебель, наконец Султа-нов подмял ее, оседлал, уложив на лопатки.

– Что ж ты так же не противилась менту? Или он сильнее меня?

Полла ничего не отвечала, только отвернула голову, прятала плачущее от бессилия лицо.

– Ладно, – вдруг Оздемир встал, – насильно мил не будешь. Уходи! Ты абсолютно свободна! Пусть они меня убьют, поделом мне… Это женская благодарность.

Полла проворно вскочила, побежала к выходу.

– Вот ключи, – полетели ей вслед ключи, бренча плюхнулись о пол.

Она торопливо надела сапожки, взяла в руки грязное, разорван-ное пальто, дрожащей рукой открыла один замок, взялась за другой.

– Полла, – услышала она за спиной скорбный голос. – Выполни, пожалуйста, мою последнюю просьбу.

Просьба ее не интересовала, она лихорадочно подыскивала ключ от второго запора. Подобрала, отворила дверь и только будучи в подъезде, уже спустившись на пару ступенек лестницы, спросила, обернувшись:

– Какая просьба?

– Передай на работе, что я увольняюсь.

– Так это можно вам самому по телефону сказать.

– Мне стыдно с кем-либо общаться, да и опасность меня теперь кругом подстерегает. Но я не жалею, что спас тебя. Ты достойная де-вушка! Благослови тебя Бог! Прощай и будь счастлива!

– Спасибо вам, Оздемир! – едва заметно улыбнулась она. – Можно я пойду?

– Да-да… А деньги хоть есть у тебя? – склонился он над лестни-цей, до боли в суставах сжимая перила, пытался напоследок налюбо-ваться ею сквозь лестничные пролеты.

– Есть, – услышал он снизу ее счастливый звонкий голос вы-свободившейся из клетки птицы.

Вернувшись в квартиру, с балкона он видел, как Полла озорно бежит, чуть ли не вприпрыжку, с каждым шагом растворяясь в пред-рассветных сумерках.

– Блядина! – выдавил злобно Султанов, не запирая балкон, бро-сился ничком в кровать, борясь с подушкой, скрежетал зубами.

До сей поры он грезил Поллой, а ныне, увидев ее чуть ли не на-гой, изумившись очарованием ее тела, пережив с ней такую перетря-ску, осознав ее со всех сторон, он вконец воспылал страстью к ней, и поняв, что не удержал ее, не покорил, не понравился, он чуть ли не плача стонал, как от страшной боли, от пустоты мира – мучился… От озноба и жжения в месте укуса собаки он проснулся, однако не встал, ему было лень не только встать и закрыть балкон, но даже накрыть себя одеялом. Свернувшись калачиком, он представлял, что жизнь в сорок пять лет потеряла всю прелесть и очарование, что разница бо-лее двадцати лет – есть приговор, и ему становилось все печальнее и печальнее, и он уже хотел заболеть тяжело от простуды, стать беше-ным от укусов, вовсе не жить.

Телефонный звонок заставил его встать. Почему-то ему каза-лось, что Полла непременно должна ему позвонить, хотя бы еще раз поблагодарить, или он вовсе не имеет жизненного опыта и никудыш-ный психолог.

С досадой узнал голос дежурного врача, с нетерпением выслу-шал доклад о прошедшей ночи, быстро окончил разговор.

Закрыв балкон, налив кофе, он думал уже иначе: знал, конечно, что с работы не уйдет, Поллу ни в коем случае не уволит, а будет всеми способами стремиться к ней. Теперь он был рад: граней порока и естества меж ними вроде не существует, и он добьется своего. А что касается ее насильников, то они о нем не знают, да если бы и зна-ли, что они могут ему предъявить? Сами, небось, счастливы, что от Поллы так легко отделались.

Не торопясь, как обычно, тщательно свершив утренний моцион, Султанов, посвистывая, мучился над проблемой – какой галстук со-ответствует нынешней погоде, когда раздался очередной телефонный звонок.

– Алло, – по-барски бросил он. – Полла, это ты? – моментально его голос изменился на жалостливо-обиженный. – Ты где?

– Я возле дома Масар… Я хотела спросить, это правда, что у вас из-за меня могут быть проблемы?

– Не проблемы, – загробным голосом отвечал Оздемир, – а, ви-димо, мой конец… Они только что звонили, угрожают убить… А я твержу, что ты моя жена. Это единственное мое спасение! Ты ведь знаешь, Полла, что я одинок, что нет у меня родни, никого,… кроме тебя. И я, думая только о твоем спасении, о твоей чести и даже жиз-ни, бросился вниз головой в этот омут… Ты не знаешь, а я подслушал. Он хотел еще день-два поиграть с тобой и, если бы ты не согласилась стать его вечной наложницей – убить тебя. А теперь они грозятся ме-ня убить. Только что звонили, у подъезда, может быть, караулят.

– Давайте позвоним в милицию.

– Ты о чем, Полла? Ведь тебя-то, эта же милиция и насиловала!

– А-а… чем я могу вам помочь? Может, я сообщу родным?

– Ни в коем случае… Это огласка и позор для меня и главное, для тебя. Выход только один…

– Какой?

– Стань моей женой!

Долгая, очень долгая пауза.

– А если…, – дрожащий голос девушки.

– Твой отказ – мой смертный приговор. Пойми, если я освобо-ждал свою жену, то я кругом прав. Так ты согласна стать моей же-ной?

Снова долгая пауза, и потом жалкий голос:

– А может совершить имитацию? Я подтвержу, что я ваша же-на.

– Никаких имитаций!… Не издевайся надо мной! Или скажи «да», или мне конец!… Что ты молчишь? Полла! Дорогая! Спаси ме-ня! Пожалуйста! Ведь я тебя из ямы вытащил, ведь я – любя тебя, только тобой живя, пошел на этот рискованный шаг. Я буду тебя на руках носить! Ты видела, как я