Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 188 189 190 191 192 193 194 195 196 ... 210
Перейти на страницу:

16 октября мы продолжали наш путь и, обойдя обширные развалины старого Джымысара, вступили в лёссовую пустыню со следами арыков, былых пашен и фанз. Здесь ними были подняты карабауры (Pterocles arenarius), а несколькими километрами далее, когда за речкой Со-ца-хэ, служащей границей Фоуканского и Цитайского уездов, мы вновь вступили в карагачевый лес и густые поросли чия и различных кустарников, на долю брата выпало удовольствие славно поохотиться на фазанов (Phasianus mongolicus var. semitorquatus Sew.); наконец, уже подъезжая к селению Сань-тай, он встретил Lanius leucopterus Sew., которого и убил для коллекции.

Селение Сань-тай (в местном произношении Сан-тэй) невелико, но расположено в центре обширного оазиса, отличавшегося некогда, если судить по числу покинутых хуторов, удивительным многолюдством. Речка Нарат, орошающая этот оазис, стекает с восточного из трех пиков Богдо-ола и, по-видимому, несет довольно много воды, но последняя расходится почти целиком по арыкам и пересекает дорогу уже ничтожной струей.

В Сань-тае нам довелось впервые увидеть в работе китайскую «писчебумажную фабрику». Помещалась она на окраине селения, близ арыка, вдоль которого вырыты были ямы, исполнявшие роль квасильных чанов. В них перегнивал материал для бумаги – метелки чия и камыша, который перетирался на обыкновенной домашней мельнице в бурую массу и в таком уже виде поступал в дальнейшую обработку, состоявшую в следующем: массу распускали в чистой воде, затем выбирали на квадратное мелкое сито и, наконец, осевший в нем в виде тонкого ровного листа растительный войлок прилепляли для окончательной просушки к стене фанзы. Получающаяся таким путем бумага очень груба, ломка, буро-желтого цвета и пригодна лишь как оберточная.

За селением Сань-тай, которое мы покинули на следующий день до рассвета, оазис тянулся еще около 5 км, до речки Ло-тай, а там мы вновь вступили в пустыню – плоское продолжение далеко выдавшегося на север песчано-глинистого отрога Тянь-Шаня. Этот плоский водораздел имел в ширину около 32 км и отличался крайним бесплодием; даже кизылча (Ephedra vulgaris var.) росла тут неохотно, а чий попался всего лишь однажды, вблизи развалин постоялого двора, стоявшего на колодцах. Столь же бесплодными казались нам и передовые уступы Тянь-Шаня. Зато дальше, за ними, горы темнели от леса, который местами взбегал и на снега величественного Богдо. Очевидно, зима успела там сделать уже большие завоевания, здесь же внизу солнце еще порядочно грело, и лист хотя пожелтел, но держался на дереве.

За развалинами постоялого двора пустыня от примешавшейся к ее почве черной гальки получила еще более унылый характер; впрочем, мы уже знали, что конец ее недалек, и действительно, вскоре на горизонте ясно обозначился темный силуэт леса. Мы подходили к оазису Эр-дао-хо-цзы, названному так по речке, орошающей его восточную половину.

Центром оазиса служит базарное местечко Чжан-чин-цза, на официальном языке Цы-ни-цюань. Оно невелико, но тесно застроено убогими лачужками, среди коих оба постоялых двора кажутся царскими помещениями.

Мы свернули в ближайший из них, оказавшийся менее переполненным, но и в нем было тесно; впрочем, затруднение скоро уладилось, так как какой-то именитый дунганин, занимавший рядом две горницы, любезно предоставил одну из них в наше распоряжение.

Дунганин оказался ахуном. Он направлялся в сопровождении пяти лиц в Рум, т. е. Турцию. Невысокого роста, но довольно полный, он поражал матовой бледностью своего лица, монгольские черты которого как-то не гармонировали с большими, глубоко сидящими и необыкновенно выразительными глазами. Костюм его ни в чем не отличался от китайского; только на голове он имел вместо черной атласной белую шапочку. От беседы с нами и от предложенного ему ужина он уклонился под предлогом крайней усталости, а наутро мы только издали приветствовали друг друга.

18 октября было днем триумфа моего брата. Он выехал из Цы-ни-цюаня несколько ранее каравана и догнал его, обвешанный утками и фазанами; но, увлекаясь охотой на дичь, он не забыл и коллекции, в которую в этот день поступили Asio otus L. и Uragus sibiricus Pall.

Местность между Цы-ни-цюанем и Фоу-каном представляла желтую волнующуюся степь, среди которой то там то сям подымались рослые карагачи; они исчезли, когда рыхлый солонец сменился песчано-глинистым грунтом, но вскоре вновь показались, охватив темной полосой весь западный край горизонта. Это был фоуканский лес – густейшая поросль исполинских вязов и тополей. В степи мы не встретили иной воды, кроме солоноватой в колодцах, здесь же она строилась по всем направлениям, очевидно, выбиваясь из-под земли, так как местные речки – Хай-да-чжан и Ду-хан-чжан – невелики.

На опушке этого леса нас обогнал китайский почтарь, везший какое-то экстренное донесение в Урумчи. Николай, по обыкновению, попытался было вступить с ним в беседу, но неудачно: китаец не удостоил его даже ответом и вскоре скрылся за поворотом пороги.

Государственной почты, которая обслуживала бы нужды частных лиц, в Китае не существует; но для надобностей казенных учреждений правительство содержит курьеров, перевозящих между станциями как письменную, так и посылочную корреспонденцию. Роль таких курьеров в Ганьсуйской провинции, да кое-где и в застенном Китае, исполняют солдаты, расквартированные ради этой цели по станциям важнейших путей, в местностях же с инородческим населением – лица, несущие очередную службу на караулах (цзюнь-тай). Обыкновенно уже издали слышно такого почтаря по бубенцам, обвешивающим шею и голову его лошади. Едет он переменным аллюром, большею частью тропотом или ходой, если конь ходистый, или рысцой, если тот не имеет хорошей побежки. Так везется, однако, только ординарная казенная почта, при доставке же срочной корреспонденции, для которой установлен суточный перегон в 600 ли, рысца заменяется рысью; но, конечно, быстрота доставки пакета в этом последнем случае лежит всецело на совести почтарей, так как контроль за ними не установлен, да едва ли и был бы возможен.

Такое допотопное устройство государственной почты уже обратило на себя внимание пекинского правительства, которое еще в 1897 г. поручило англичанину Роберту Харту организовать почтовое дело в Китае на основаниях, выработанных в Европе; и, как кажется, эта реформа действительно удалась на главнейших трактах Внутреннего Китая, но в Монголии еще и в 1903 г. действовал прежний порядок перевозки казенной корреспонденции.

Фоуканский лес произвел на нас впечатление порядочной глуши; ехали мы им километров пятнадцать, встречая лишь изредка следы давно заброшенного человеческого жилья. К концу пути он стал, однако, заметно редеть, появились прогалины. И, наконец, перед нами развернулась поляна, посреди которой возвышались старые, источенные временем стены Фоу-кана.

Фоу-кан – одно из древнейших поселении Бэй-лу. Во времена Старших Ханей (с 206 г. до нашей эры до 22 г. нашей эры) оно носило название У-тань-цы-ли, позднее (но когда?) Тэнэгэр. Впрочем, в истории Джунгарии оно не играло почти никакой роли. Составители «Мэн-гу-ю-му-цзи» говорят, что Фоуканский уезд «в прежнее время служил кочевьем для торгоутов», но я не нахожу данных, которые бы подтверждали это известие. В конце XVI в. и в начале XVII Уйгуристан, как известно, еще не составлял территории, подвластной ойратам, в 1635 же году мы застаем торгоутов в семипалатинских и акмолинских степях[283], и по возвращении с берегов Волги в Джунгарию они были расселены в Тянь-шаньских горах к западу, а не к востоку от Урумчи.

1 ... 188 189 190 191 192 193 194 195 196 ... 210
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?