Златоуст и Златоустка - Николай Гайдук

Мальчуган снисходительно смотрел на отца.

– Да кто же так летает? Так только эти, пингвины.

Выходя из воды, тятенька широко улыбался – крепкие зубы сверкали, как будто в воде успел поймать какую-то рыбёшку.

– Я, сынок, отяжелел. Грехи на дно влекут. Это тебе, безгрешному, сейчас легко.

Парнишка, не моргая, несколько секунд рассматривал отца, который во всём для него был пример.

– А какие, папка, у тебя грехи?

– Ой, сынок, не спрашивай. Грехи не пироги: пережевав, не проглотишь. – Кузнецарь, нахмуриваясь, пристально глядел куда-то вдаль. – Один паровоз чего стоит, не говоря уже о мелочах. Ну, да ладно, что ж теперь? Ещё Платон, сынок, сказал, что море смывает все беды. А знаешь, почему? А потому, что химический состав морской воды очень похож на состав плазмы крови. Это мне уже другой учёный, крёстный твой сказал. Однако, мы, сынишка, отвлеклись. Ты как? Готов? Ну, вот и прекрасно. Пошли.

Желтовато-бурый утёс, задиристо вздёрнутый над морем, снизу казался не таким высоким. А вот когда мальчонка впервые оказался на самом верху – на каменном пупке – и посмотрел оттуда вниз. Ой, ё-ёй! Этот Гордый показался такою громадой, что если не получится взлететь – разобьёшься вдребезги о «каменную» воду, на которой колышется отражение угрюмого утёса. Обнимая сына, Кузнецарь под своей тяжёлою ладошкой чётко ощутил его сердечко, громкое, горячее сердечко, готовое выскочить.

– Перед первым прыжком так всегда. Ты вот что запомни, сынок. В каждом человеке от рождения – в его душе, как в клетке – всегда живёт волшебная, сказочная птица. Она там не просто живёт, она там страдает, томится. И если человек сумеет с ней договориться – обязательно будет летать. Я видел подобных людей. Они легко и весело летали над Землёй, летали сквозь века и сквозь пространства. Что это за люди, спросишь ты? Это великие люди – поэты и художники, музыканты и мыслители, это просто монахи, затворники, это бородатые отшельники, которые однажды сбросили с себя вериги, цепи скучной, обыденной жизни и решили воспарить над суетой!.. Да, сынок, обманывать не буду – человеку летать нелегко. Человеку проще в навозе копаться, чем крылья себе отрастить. Человеку летать нелегко и опасно. Бывали в этом деле и сломанные рёбра и сломанные хребты. Такая судьба поджидает людей вольнолюбивой и гордой породы – из них получаются птицы, которые стремятся к звездам, к солнцу. Это, сынок, нелёгкая работа – отрастить в себе крылья, зато это самая светлая доля – быть вольнокрылым. Пускай сначала в мыслях и мечтах – это уже хорошо, а там, глядишь, и первый шаг под небеса уже не страшно сделать. Смелость города берёт, сынок. Да что там города – и небеса, и моря-океаны. Всё тебе будет доступно и всё тебе будет подвластно. И вот тогда ты увидишь Россию, которая ждёт, не дождётся тебя за синими морями, за горами.

3

Мальчик верил отцу. И однажды всё получилось так, что лучше не придумаешь. Он полетел. Поначалу он даже не понял, что это такое. Уши вдруг заложило; шорох волн пропал и птичий звон на острове замолк в тот раноутренний час. И только воздух начал «говорить». Воздух под руками-крыльями становился удивительно вязким, медовым от запаха экзотических деревьев, травы и цветов, распаренных за ночь, вольготно распускающих листья, тычинки и пестики. На склоне ближайшей горы, в зарослях можжевельника, стояло большое туманное облако. На воде возле берега белой рваной простыней полоскалось отражение или это была бледная громадная медуза. Покружив несколько секунд над островом, мальчик руками-крылами поймал нужный ветер, мускулистый, свежий, даже рубашонка затрещала по швам.

Горбушка родного островка скоро пропала – чёрный бугорок, поросший лесом, задрожал по-над водой, размылся на крохи и начал отрываться от воды, точно собираясь в небо улететь, а через минуту вообще пропал из виду. И сразу на душе у мальчика стало неуютно – незримой пуповиной он был привязан к этому острову, где мамка родила его в морской воде. (Профессор Клим Нефёдыч роды принимал).

Вспомнив про мамку, мальчик совсем позабыл про отца, который в эти минуты с ума сходил, наблюдая за улетающим сыном. А парнишке горе не беда! Весело было ему, отчаянно-весело.

Дельфины внизу повстречались – шли попутным курсом, играли друг с дружкой. Заметив мальчика, дельфины стали выпрыгивать так высоко, что порой летели вровень с ним.

– Крёстный сказал, что вы умные, – вспомнил мальчик. – Он сказал, что вы даже умнее человека.

Довольные похвалой, заострённые мордочки дельфинов с маленькими глазками, с «улыбающимися» ртами казались удивительно приветливыми, осознанными. Спинными плавниками взрезая в облако, они проносились так близко от мальчика – рукой можно погладить.

Вожак дельфинов, отчаянно выпрыгивающий выше остальных, ответил мальчику:

– Правильно твой крёстный говорит. – Мозги у нас весят килограмм и семьсот грамм, а у человека – килограмм четыреста. Вот и прикинь.

Потом дельфины скрылись под водой, трудно им было летать, сильно тяжёлые. Зато в воде, задорно издавая «щебеты» и «свисты», о чём-то разговаривая друг с другом, дельфины полетели с такою скоростью – мальчик потерял их из виду. Растерянно глядя по сторонам, он вдруг увидел то, что отец обещал показать – брошенный поезд.

Мальчик мягко приземлился, чайку напугал, дремавшую на камнях у воды. На поляне, у дерева, обрубленного молнией, находились могилы самозваных королей – Лесного и Алмазного. Только теперь это были не могилы – разрытые ямы, оставшиеся после вакханалии зверей. Большие камни цвета гуммигута – золотисто-берёзовые и жёлто-оранжевые – были разворочены лапами зверей. И тут же – в кустах и деревьях – валялись обглоданные кости и что-то очень ярко вспыхивало время от времени, попадая на солнечный свет, просеивавшийся сквозь деревья. Мальчик подошёл поближе и обомлел. Это были алмазы; два или три таких камешка он видел у отца.

И только он подумал про отца – сбоку мелькнула горбатая длинная тень – тятенька на лодке из-за острова выскочил, торопливо скрипя уключинами. Лодка причалила.

– Ну, ты, сынок, даёшь… – бледный от перенапряжения, мокрый от пота закричал отец. – Едва нашёл. Вот молодец! Вот учудил! Или тебя ветром унесло?

– А я вот что нашёл! – сказал мальчик, отвлекая отца.

– Алмазы? Где? А-а-а, там? – Отец размахнулся и зашвырнул драгоценные камешки. – Кошмар это, сынок, а не алмазы. Потом расскажу. Ну, ты меня перепугал. Ну, да ладно, слава богу, всё в порядке. Ты смотри, как тут всё изменилось. Не узнать поляну.

В полдень, когда стало припекать, Кузнецарь присмотрел уютное местечко – под скалой и двумя огромными деревьями, густо обвитыми лианами, живой спиралью уходящими в самые кроны. Надёргали рыбы на удочку, в тени раззолотили костерок, приготовили ушицу и поели с превеликим удовольствием. На верхосытку попили какого-то белого соку, похожего на птичье молоко, – отец ножом открыл «бочку» пузатого дерева. Малость отдохнули, а потом поплавали в Лазурной бухте, неподалёку от лодки, стоящей на приколе. Мальчик, рождённый в море, плавал азартно, легко – совсем как дельфин. Плавал с открытыми глазами – вода прозрачная. Плавал долго, с любопытством и восторгом созерцая подводный мир, где рыбки и рыбы, ракушки и донные растения были для него привычными игрушками. Потом они пошли искать волшебный поезд – ушли от лодки так далеко, чуть не заблудились в прибрежных скалах и дикоросах, царапающих руки и ноги.