Чучело. Игра мотыльков. Последний парад - Владимир Карпович Железников

и я здорово промок. Поэтому я бежал трусцой, чтобы согреться. Когда я пробегал троллейбусную остановку возле нашего дома, то, к своему большому удивлению, столкнулся с Наташкой. Она явно ждала троллейбуса.

— Ты куда? — спросил я. От неожиданности я стал в лужу.

— Куда надо, — решительно ответила Наташка.

Она держала под мышкой незастегнутый портфель, набитый доверху. Между прочим, оттуда торчала ее праздничная синяя юбка.

Я сразу сообразил, зная ее характер, что тут дело нешуточное, и стал, нисколько не удивляясь этой вечерней встрече, разыгрывать из себя дурачка-бодрячка, которому всегда смешно, даже если идет дождь и маленькая девочка отправляется в какое-то далекое и неизвестное путешествие.

Поплясав около Наташки и рассмотрев ее как следует — лицо у нее сжалось и посинело от холода, мокрые волосы висели сосульками, плечи у пальто были мокрыми, — я понял, что она гуляет под дождем уже не один час. «Пожалуй, собралась бежать в горы к дяде Шуре», — подумал я.

— Может быть, отложишь свое дело до лучшей погоды? — предложил я все еще радостным голосом. — Смотри, ты промокла… Бежим домой…

— Не пойду, — ответила Наташка. — Я уезжаю.

Да, отговорить ее будет нелегко.

— Почему? — крайне удивился я.

— Потому, и все, — упрямо повторила она.

— Из-за Надежды Васильевны? — осторожно спросил я.

Наташка не ответила: лицо ее было сосредоточенно и печально.

— А как же дядя Шура? — не отставал я. — Ведь он не сегодня завтра вернется, а тебя нет…

— Я ему больше не нужна, — ответила Наташка. — Они в кино вдвоем ходят. А по вечерам разговаривают и разговаривают. Он ей про операции, а она ему про музыку.

«Так, — подумал я. — Значит, она бежит в другом направлении. Это уже легче».

— Вот придумала, дурочка! — возмутился я. — Ну что мне с тобой делать?

Она обрадовалась моим словам, потому что ей сейчас было одиноко, а тут вроде бы дружеское участие, и спросила:

— А ты за нее или за меня?

— Я?.. За тебя, — не очень уверенно ответил я. — Известно, старая дружба не ржавеет.

— Тогда я открою тебе свой секрет, — сказала Наташка. — Я ухожу в цирк. — Она подняла на меня глаза.

— В цирк? — переспросил я. — Когда? — Чего только не придумают эти дети!

— Сейчас, — ответила Наташка.

— Сейчас уже поздно, — сказал я. — Пошли домой, — и попробовал взять ее за руку.

Она вырвалась и твердо сказала:

— Ничего… Цирк работает поздно. И туда берут детей.

— Тебя завтра же найдут и вернут домой, — сказал я с некоторой злостью: я замерз и основательно промок.

— Я поменяю имя, — ответила Наташка, — и остригу косу.

— Интересно, какое же ты возьмешь имя? — спросил я.

— Может быть, Золушка, — сказала Наташка.

В это время подъехал троллейбус, и она устремилась к его дверям. А я, не зная, что делать, схватил ее за фалды пальто, чтобы задержать, и выкрикнул:

— На арене выступает знаменитая циркачка Золушка!

Тем временем троллейбус ушел. Она уже повернулась ко мне и сказала просто и серьезно:

— Зря смеешься. Я все равно убегу!

И тут я понял, что она действительно убежит, и мне стало стыдно, что я так паясничал и кривлялся. Я стал прыгать, будто бы желая согреться, а на самом деле дал себе передышку, чтобы принять верное решение.

— Ты хорошо придумала с цирком, — сказал я, потому что увидел огни приближающегося троллейбуса. — Только к этому надо приготовиться. По-моему, ты второпях захватила не все вещи. И деньги нужны на первое время.

В это время троллейбус подкатил к остановке, и я быстро проговорил:

— Хочешь, завтра я съезжу к тете Оле и все с ней обговорю? Тетя Оля не даст пропасть. Если кому-нибудь нужна ее помощь, она горы своротит.

Теперь я уже начал волноваться по-настоящему, потому что вдруг испугался этой истории и увидел за ее внешней стороной будущие большие неприятности.

— Потом я заработаю, — сказала Наташка, — и верну ей.

— Вернешь, вернешь. — Я положил руку ей на плечо и почувствовал, что она дрожит. — Ты чего дрожишь?

— З-за-мерзла, — еле разжимая губы, ответила Наташка.

— А знаешь, что об этом говорит тетя Оля? — спросил я.

— Не знаю, — дрожа и заикаясь, ответила Наташка.

— Она говорит, что нет плохой погоды, а есть просто плохо одетые люди.

С этими словами я снял пальто, накинул на плечи Наташке и поднял ее на руки. От тяжести меня качнуло в сторону, я едва удержался на ногах. Пришлось опустить ее на землю.

Когда мы вошли во двор, то я увидел около нашего подъезда Надежду Васильевну. У меня сразу наладилось настроение, и я забыл про дождь и про то, что озяб. «Сейчас, — подумал я, — состоится великое примирение и мы пойдем пить чай».

— Ну, вот и хорошо, — сказал я Наташке. — Видишь, она тебя ждет.

Я хотел окликнуть Надежду Васильевну, но Наташка резко повернулась и выбежала обратно на улицу, уронив мое пальто на мокрый асфальт.

Я посмотрел в сторону Надежды Васильевны. Нет, она не шелохнулась, по-прежнему стояла около подъезда под раскачивающимся фонарем, который то удлинял ее тень, то укорачивал.

Я выскочил за Наташкой, догнал, схватил за плечи. Она отчаянно била меня ногами, дубасила изо всех сил — я никогда не видел ее в таком состоянии — и вырывалась.

— Не хочу! — кричала она. — Не хочу! Не пойду!

— Перестань сейчас же! — тоже закричал я и волоком потащил ее обратно.

И тогда Наташка — она была, вероятно, в отчаянии — укусила меня в руку. От неожиданности я ее выпустил, и она отбежала в сторону.

— Вот сумасшедшая! — сказал я. — Ты мне прокусила руку!

Она посмотрела на меня исподлобья. Нет, она ни за что не уступит.

Теперь мы стояли на бульваре. И в этом длинном коридоре между тонкими деревьями с мокрыми стволами Наташка показалась мне совсем маленькой. Я почувствовал, как она мне дорога. За одно мгновение передо мной промелькнула вся наша совместная жизнь.

— Ну и сильная ты стала! Я еле с тобой справился, — сказал я. — Тебя обязательно возьмут в цирк.

— А можно, я поживу у тебя до цирка? — вдруг спросила Наташка.

Я уже хотел ей ответить, что можно, потому что действительно это можно. Пусть поживет у меня, пока вернется дядя Шура из командировки и помирит их. И прикусил язык. Заставил себя на минуту задуматься, чтобы выбрать правильную дорогу. Сколько раз я в спешке ошибался. «Нет ничего хуже враля, который бросает обещания на ветер», — учила меня тетя Оля. Она вдалбливала мне эту истину постоянно и упорно не без основания до тех пор, пока я не почувствовал острую потребность в правде, пока