Тайны Удольфского замка - Анна Радклиф

Тот, кого звали Жаком, вернулся из каменной галереи.

— Мы там развели огонь и птицы жарятся, — объявил он, — стол уже накрыт, пойдем туда, там потеплее будет, чем здесь.

Товарищи одобрили это перемещение и пригласили гостей пройти в галерею. Но Бланш молча, с беспокойством озиралась, а Сент Фуа переглянулся с графом. Тот заявил, что предпочитает остаться здесь: он так уютно расположился у очага. Охотники же настаивали на переселении в галерею с такой видимой приветливостью, что граф, хотя и сомневался в душе, но боялся выдать свою тревогу и наконец согласился пойти за ними. Длинные, полуразвалившиеся ходы, по которым они направились, несколько пугали графа, но на дворе страшно грохотал гром и было бы опасно покидать это крытое убежище; поэтому он не стал раздражать своих хозяев, показывая, что не доверяет им. Охотники шли впереди с фонарем; граф и Сент Фуа, из любезности, взялись разделить их труд и несли каждый по табурету, а Бланш шла сзади колеблющимися шагами. По пути она зацепила платьем за гвоздь, вбитый в стене, остановилась и стала кропотливо освобождать свое платье; между тем граф, разговаривая с Сент Фуа и не заметив, что она отстала, повернули со своим проводником за угол коридора, и Бланш осталась одна в потемках. Раскаты грома заглушали ее зов; отцепив платье, она побежала за ними следом, по крайней мере, так ей показалось. Огонь, мелькавший в отдалении, подтверждал ее предположение. И вот Бланш, сбившись с пути, направилась к какой-то отворенной двери, откуда лился свет, думая, что эта комната и есть каменная галерея, о которой упоминал один из охотников. Оттуда слышались голоса; Бланш остановилась в нескольких шагах от двери, чтобы удостовериться, туда ли она идет. При свете лампы, висевшей с потолка, она увидела четырех каких-то людей, сидевших вокруг стола и, очевидно, державших совет. В одном из них она узнала того самого, который с таким пристальным вниманием разглядывал Сент Фуа: он говорил убежденным, хотя сдержанным тоном; другой горячо возражал ему. Вдруг все четверо загалдели разом, резкими грубыми голосами. Бланш страшно испугалась, увидев, что тут нет ни отца ее, ни жениха; ее встревожили зверские лица и дикие жесты этих людей; она хотела торопливо повернуть назад, чтобы разыскать наконец галерею, но вдруг услыхала, как один из незнакомцев сказал:

— Полно спорить! Ну, какая тут опасность? Последуйте моему совету и опасности ровно никакой не будет — схватите этих главных, а с остальными расправа легкая…

Бланш, пораженная этими словами, остановилась, как вкопанная, чтобы слушать дальше.

— С остальных и взять-то нечего, — заметил один из людей. — Я никогда не стою за то, чтобы проливать кровь, если можно этого избегнуть — покончим-ка с теми двумя и готово дело: остальные пусть убираются.

— Ишь, как хорошо ты рассудил! — возразил первый злодей со страшным проклятием. — Славно! Чтобы они пошли, да разболтали, как мы расправились с их господином; ведь на нас пошлют королевские войска, а те потащат нас к колесу! Ты всегда был умником, парень. Небось, забыл канун Фомина дня в прошлом году?

У Бланш сжалось сердце от ужаса. Первым ее побуждением было поскорее отойти от двери; но ее дрожащие ноги отказывались повиноваться; спотыкаясь, сделала она несколько шагов в более темный угол коридора, но волей-неволей принуждена была слушать дальше страшные совещания головорезов; что они действительно бандиты — в этом она теперь уже не могла сомневаться. Через минуту до нее долетели такие слова:

— Так неужто же ты хочешь, чтобы укокошили всю компанию?

— Так что ж — их жизни стоят наших! — возразил ему товарищ. — Если мы не убьем их, то они подведут нас, и мы будем повешены. Уж лучше же им умереть, чем нам попасть на виселицу…

— Лучше, лучше! — закричали товарищи.

— Совершить убийство — ненадежный путь, чтобы избегнуть виселицы! — сказал первый злодей, — не один честный малый попадал в петлю таким манером!

Настало молчание; очевидно, все задумались и соображали.

— Черт побери наших молодцов, — нетерпеливо воскликнул один из разбойников, — давно уже им следовало бы вернуться; будь они тут, наше дело было бы совсем просто. Уж я вижу, что сегодня нам никак не справиться — нас меньше числом, чем противников; утром они захотят уйти, а как их удержишь иначе, как силком?

— Я уже обдумал один план: он пригодится, — заявил один из душегубов, — если бы можно было спровадить обоих кавалеров втихомолку, то с остальными легко было бы распорядиться.

— Славный план, ей-Богу! — заметил другой с презрительной улыбкой: — все равно, что сказать — если бы я мог прогрызть стену тюрьмы, то был бы на воле! Ну, как же прикажешь покончить с ними втихомолку?

— Очень просто: — отравить их! — подсказали товарищи.

— Прекрасно сказано! — одобрил второй злодей. — Смерть будет медлительная и это удовлетворит мою месть. Пусть остерегаются эти бароны дразнить нас!

— Сына-то я узнал сразу, — проговорил тот человек, которого Бланш видела наблюдающим молодого Сент Фуа, — меня он не знает, а вот отца я запамятовал.

— Ну, говори что хочешь, — сказал третий злодей, — только не верю я, чтобы это был барон, а ведь мне он должен быть также известен, как и вам; ведь я был в числе наших храбрецов, которые производили нападение на него, а потом пострадали.

— А я-то разве там не был? — вмешался первый злодей. — Говорят вам, это и есть сам барон; да и не все ли равно, барон это, или другой кто… нельзя же выпускать из рук такой добычи… не часто нам выпадает такое счастье! Ведь и так мы постоянно подвергаемся опасности колесования за то, что провезем несколько фунтов табаку в ущерб королевской фабрике, или опасности сломать себе шею, гоняясь за дичью… Изредка лишь приходится ограбить какого-нибудь брата-контрабандиста или странствующего богомольца; так неужто же упускать такой приз? При них столько добра, что нам на весь наш век хватит.

— Ну, это для меня не самое главное… — возразил третий разбойник. — Только, если это в самом деле барон, то мне хотелось бы хорошенько потешиться над ним и отомстить за наших храбрых товарищей, которых по его милости вздернули на виселицу…

— Ладно, ладно, толкуй, — сказал первый, — говорят тебе, барон повыше будет ростом.

— К черту твою проклятую болтовню! — крикнул второй негодяй. — Выпустим мы его, что ли, из рук, или не выпустим? Если мы еще долго будем мямлить, то они раскусят, в чем дело, и удерут, не спросивши у нас позволения. Кто бы они там ни были, они люди богатые. Гляди-ка, сколько слуг! А видал ты, какой перстень на пальце у того, которого ты называешь бароном? Ведь алмаз чистейшей воды; но теперь его уже не видать: он заметил, что я смотрю на его палец, и снял перстень.

— Да, да! а видал ты картинку на шее у барышни? Та до сих пор не сняла ее, — заметил первый злодей, — эта штучка все болтается у нее на шее; кабы она не блестела так сильно, я бы и не приметил: она ее наполовину скрыла в складках платья; кругом все алмазы насажены… и страсть как их много…

— Но вот вопрос, как бы нам все это ловчее обделать? — вмешался второй разбойник. — Потолкуем-ка об этом ладком; нечего бояться, что будет мало добычи, но вот как бы захватить ее?