Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

Однако Франции было недостаточно войн с врагами внешними — ее раздирали междоусобицы. Отмена Нантского эдикта принесла плоды, и пламя, охватившее Палатинат, достигло Севенн. Читатель помнит о жестоком священнике, неумолимом миссионере, который был послан в Менд в качестве инспектора миссий. Аббат Шела остался верен себе и действовал со всей строгостью новых законов, отнимая даже детей у матерей и отцов и заключая их в монастыри, дабы заставить их раскаяться в том, что они такие же еретики как и их родители, приказывал подвергать детей таким наказаниям, что многие из них не переносили мучений и умирали. Наконец, пробыв четыре года тираном и мучителем свои собратьев, аббат заранее вырыл себе могилу в церкви Сен-Жермен, выбрав ее потому, что она была построена папой Урбаном IV в бытность епископом Мендским.

Со времени приезда аббата Шелы во вверенную ему область не проходило дня без ареста, пыток или ужасной казни. В особенности он преследовал протестантских пророков, полагая их главными виновниками распространения ереси, и, схватив, немедленно казнил. Одна несчастная пророчица, имя которой осталось неизвестным, была сожжена в Монпелье; другая, Франсуаза де Брез, повешена. Предсказатель Лакуат, осужденный на колесование, в утро казни исчез, и никто не знал, как он из тюрьмы вышел. Сей пророк, спасенный таким чудесным образом, начал, в свою очередь, требовать смерти аббата Шелы, представляя его как Антихриста, и все пострадавшие, все, кого гонитель заставил носить траур, а число таких людей было весьма велико, собрались на призыв и под предводительством кузнеца Лапорта и Эспри Сегюйе, после Лакуата одного из самых уважаемых пророков, отправились в аббатство Монвер, резиденцию первосвященника. Толпа вооружилась кольями, алебардами, шпагами, а у некоторых имелись даже ружья и пистолеты.

Аббат находился в своей молельне, когда, несмотря на приказание не беспокоить его во время молитвы, туда с бледным лицом вбежал служитель и объявил, что фанатики спускаются с горы.

Поначалу аббат решил, что сие незначительное сборище намеревается освободить шестерых, недавно посаженных в тюрьму пленников, и приказал начальнику своей охраны двинуться навстречу бунтовщикам и рассеять негодников. Увидев неожиданно большое количество атакующих, началь-

Ник почел за лучшее защищаться, приказал запереть ворота аббатства и поставил солдат за наскоро выстроенную баррикаду перед помещениями аббата Шелы. Едва приготовления были закончены, ворота аббатства вдребезги разлетелись от нескольких ударов бревном, и мятежники ворвались в первый двор, грозно требуя выдачи пленников. Аббат ответил приказом стрелять в мятежников, что было исполнено — один гугенот пал убитый, двоих ранило. Не теряя времени, мстители бросились на баррикаду и в несколько минут ее разнесли. Во главе наступавших стояли Лапорт и Эспри Сегюйе, желавшие отомстить — один за смерть своего отца, другой за смерть сына, казненных по решению аббата Шелы.

Поскольку у атакующих было убито уже двое и ранено пятеро, вожди решили во избежание дальнейших потерь сначала освободить арестантов, а затем сжечь аббатство. Во исполнение, плана мятежники разделились на две группы — одна бросилась отыскивать заключенных, другая взяла аббатство под наблюдение, чтобы никто из него не вышел. Пленников нашли очень скоро, поскольку, услышав шум, они сообразили, что происходит, и стали звать на помощь громкими криками. Несчастных нашли в темнице, где они провели уже неделю, прикованные к бревнам — все члены их распухли, кости переломаны, и если учесть, что это были три мальчика и три девочки, схваченные в то время, как они собирались бежать из Франции, то можно представить, какой гнев и ненависть вызвало это бессмысленное тиранство. Раздались крики: «Зажигать! Зажигать!», и в одну минуту аббатство запылало, подожженное всем найденным деревом и соломой. Видя, что огонь подбирается к комнате, где аббат во время штурма молился, он решил бежать через окно, но простыни, которыми он воспользовался, оказались короткими, и прыжок окончился переломом ноги. Аббат с трудом сумел дотащиться до более или менее темного угла, чтобы спрятаться, но в ярком свете пожара его быстро обнаружили. Надежды на спасение не было — в толпе раздались крики: «Смерть священнику! Смерть мучителю!» Эспри Сегюйе подбежал к аббату и, подняв над его головой руки, громко провозгласил:

— Помните ли вы слова Иисуса Христа? Он не хочет смерти грешника, он хочет, чтобы грешник жил и раскаялся в своих грехах!

— Нет! Нет! — в один голос завопили мятежники. — Нет, пусть он умрет! Нет ему пощады! Убить его! Убить!

— Молчите! — повысил голос пророк, перекрывая крики. — Выслушайте, что говорит вам Бог моими устами: если этот человек захочет последовать за нами и исполнять среди нас обязанности пастыря, то оставим ему жизнь, которую он отныне посвятит распространению истинной веры!

— Лучше умереть тысячу раз, — ответил аббат Шела, — чем идти на помощь ереси!

— Так умирай же! — воскликнул Лапорт, ударив аббата в грудь кинжалом. — Вот тебе за моего отца, которого ты велел сжечь в Ниме!

Получив удар, священник даже не вскрикнул, однако кровь потекла из его груди; он поднял глаза к небу и запел псалом «Из глубины пропасти взываю к тебе, Господи! Услышь глас мой!» Тогда Эспри Сегюйе, в свою очередь поражая аббата кинжалом, закричал:

— Вот тебе за моего сына, которого он велел колесовать в Монпелье! — И передал кинжал третьему фанатику, но и его удар не был смертелен. Снова пролилась кровь, и аббат слабым голосом простонал:

— Освободи, Господи, меня от мучений, которые я заслужил своими кровавыми делами, и я с радостью возвещу Твое правосудие… — В это время подошел очередной мститель и, поразив аббата, в свою очередь крикнул:

— Вот тебе за моего брата, которого ты уморил в тюрьме! — На этот раз удар попал в сердце, и аббат невнятно произнес:

— Господи, будь ко мне милостив по благости своей! То были последние слова аббата Шелы — он умер. Но его смерть оставила неудовлетворенными тех, кому не удалось поразить мучителя еще живого, и они по очереди подходили к трупу, чтобы нанести удар кинжалом во имя дорогой им тени и произнести слова проклятия. Позже выяснилось, что аббат получил 52 удара кинжалом. После нападения на аббатство Монвер надеяться на помилование было нельзя, и с этого времени разгорается опустошительная война, которую по жестокости можно сравнивать с Варфоломеевской ночью. Мы не будем рассматривать историю религиозной войны, тем более, что подробности ее известны, но встретим при дворе знаменитого Жана Кавалье, одного из предводителей гугенотов.

В это время умерли двое из важных политических деятелей. Один из них был полководцем, это — принц Конде, другой — Лувуа — министром. Великий Конде, так много раз пощаженный смертью на бранном поле, умер вследствие посещения внучки, герцогини Бурбонской, болевшей оспой. Конде был одним из последних вельмож, заменивших прежних королевских вассалов, последним принцем, который открыто воевал против своего государя. Последние 7 или 8 лет он жил вдали от двора, сам ли пожелав удалиться от Луи XIV, ослеплявшего величием, или, наоборот, Луи XIV пожелал удалить от себя принца, не желая, чтобы рядом с ним был человек, одно время открыто с ним враждовавший и при жизни заслуживший прозвище «Великого». Однако в последние дни принц снова подружился с королем, и, умирая, просил Луи XIV вернуть своего брата принца Конти, впавшего в совершенную немилость. Когда король получил последнее письмо Конде и одновременно узнал, что написавший его умер, он печально произнес: