Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Сьюзен Батлер

10 августа Япония капитулировала.

Использование второй атомной бомбы имело непредсказуемый эффект: явный ужас перед тем, к каким разрушениям это привело, ошеломил Америку, в результате чего американцы вряд ли заметили начало операции Красной армии против Японии. Большинство американцев и тогда, и сейчас не понимают значения вступления России в войну против Японии, они никогда не оценили того факта, что Россия перебросила миллион человек через Сибирь, никогда не были в курсе, что Россия могла понести громадные жертвы, если бы пришлось вторгаться в Японию, они так и не поняли, что это вторжение на самом деле состоялось. Императорская японская армия всегда боялась войны на два фронта, а теперь она столкнулась с этим. И советское вторжение имело самое непосредственное отношение к капитуляции Японии после атомных бомбардировок.

Молотов заявил: «Бомбы, сброшенные на Японию, были направлены не против Японии, а против Советского Союза»[1142]. Ядерный физик Юлий Харитон выразил общероссийское мнение, когда он писал, что эти две бомбы были сброшены «в качестве атомного шантажа против СССР, как угроза развязывания новой, еще более страшной и разрушительной войны»[1143].

2 сентября, в день победы над Японией, Сталин объявил в Советском Союзе по радио об окончании войны: «Разбитая наголову на морях и на суше и окруженная со всех сторон вооруженными силами Объединенных Наций, Япония признала себя побежденной и сложила оружие». В заключение, отдавая последнюю дань памяти Рузвельта, он упомянул о четырех «международных полицейских»: «Слава вооруженным силам Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Китая и Великобритании, которые победили Японию».

Трумэн в тот же день в прямом эфире объявил американцам об окончании войны. В середине его речи прозвучало глухое упоминание о «доблестных союзниках в этой войне»[1144]. Он так и не назвал их.

Взрывы атомных бомб и разрушения, вызванные ими, оказали такое мощное психологическое и даже чисто визуальное воздействие на умы американцев, что практически стерли из их сознания тот факт, что Россия направила миллион человек для вторжения в Маньчжурию. Кроме того, американцы перестали осознавать, какое влияние это вторжение оказало на Японию. Даже военный министр Стимсон был так заворожен мощностью атомных бомб, что написал в своем дневнике: «6 августа один самолет «Б-29» сбросил одну атомную бомбу на Хиросиму. Три дня спустя вторая бомба была сброшена на Нагасаки, и война была закончена».

Русские восприняли известие об атомной бомбе с огромной обеспокоенностью. Хуже того, они впервые почувствовали недоверие к Америке, до сих пор единственной стране, которой они безоговорочно доверяли и считали своим другом.

Эту обеспокоенность можно было, скорее всего, развеять, если бы Соединенные Штаты посвятили Россию в свои планы обеспечения контроля за атомной энергией и ядерным оружием и их дальнейшего развития, за что выступали многие в Великобритании и Америке. В конце сентября 1945 года был момент, когда влиятельные лица в Вашингтоне оказались близки именно к такому решению. Это произошло 21 сентября на заседании правительства, созванном президентом Трумэном специально для обсуждения этого вопроса.

Военный министр Генри Стимсон являлся основным инициатором этого предложения. Вскоре после того, как атомные бомбы были сброшены, Стимсон вернулся в свой коттедж в Адирондаке и при содействии помощника военного министра Джона Макклоя выработал план действий (предложение), которому, по его мнению, Соединенным Штатам необходимо следовать, чтобы предотвратить гонку вооружений, способную поставить под угрозу весь мир.

11 сентября он направил этот план Трумэну с сопроводительным письмом:

«Я считаю, что изменение отношения к личности в России произойдет медленно и постепенно, и я убежден, что нам не следует сохранять прежнего подхода к России в вопросе атомной бомбы в ожидании завершения этого процесса. Кроме того, я считаю, что этот длительный процесс изменений в России, скорее всего, будет ускорен в случае тесного сотрудничества по вопросу атомной бомбы, которое я предлагаю начать. Я считаю, что предлагаемый мной новый подход будет содействовать росту доверия между нашими странами… Если Советы не будут добровольно приглашены в качестве партнера на основе взаимного сотрудничества и доверия, нам придется обеспечивать англосаксонский блок, направленный против Советского Союза по вопросу обладания этим оружием»[1145].

В ответ на это Трумэн назначил на 21 сентября 1945 года заседание кабинета с единственным пунктом в повестке дня: атомная бомба и развитие атомной энергии в мирное время.

21 сентября был знаменательным днем для Стимсона: это был его последний день в качестве военного министра, ему исполнялось семьдесят восемь лет. В то утро у него состоялся последний официальный разговор с генералом Маршаллом, был проведен последний обед в столовой для высшего командного состава и состоялось последнее совещание с президентом Трумэном, в ходе которого тот наградил его медалью «За выдающиеся заслуги». Наконец, в два часа дня началось заседание кабинета министров. Оба назначенных Трумэном для этого лица – его личный секретарь Мэтью Дж. Коннелли и министр военно-морских сил Джеймс Форрестол – делали записи. Коннелли, кроме того, вел учет, кто был согласен, а кто не согласен с позицией Стимсона.

Трумэн открыл заседание, обратившись к Стимсону с просьбой изложить свое мнение. Стимсон представил вопрос, заявив, что путь к достижению прочного мира для США заключается в том, чтобы разделить контроль над атомной бомбой с Советским Союзом: «Я считаю, что наша проблема, касающаяся поддержания хороших отношений с Россией, не только связана с проблемой атомной бомбы, но практически полностью определяется ею… С учетом того, что русские знают, что в нашем распоряжении имеется такое оружие, и видят, что мы открыто демонстрируем это, их подозрения и недоверие к нашим целям и мотивам будут усиливаться… Мы могли бы также рассмотреть вопрос о заключении соглашения с Великобританией и Советским Союзом об обмене результатами будущих разработок, которое бы предусматривало использование атомной энергии на взаимовыгодной основе в коммерческих или гуманитарных целях»[1146].