Королевы-соперницы - Фиделис Морган

Элпью вспомнила толпу у концертного зала — какой требовательной она была. И какой настойчивой.

— Высшее отличие — назвать их по имени. Я стараюсь никогда этого не делать. Но Анна Лукас, она помнила всех и каждого. — Ребекка моментально перевоплотилась. — «Добрый день, Мартин. Зачем ты снова пришел? Я уверена, ты видел эту пьесу уже три раза», «Джон, как это мило, большое спасибо за платок», «Сэм, как ты добр, конфеты были ТАКИИЕ вкусные». Отталкивающее зрелище.

— Мистер Сиббер раздает фанатикам леденцы.

— Сиббер — раболепствующий, пресмыкающийся, прилипчивый подхалим. Он заигрывает с актерами, с публикой, с управляющим, с фанатиками. Короче, обхаживает всех, за одним исключением.

— И каким же?

— Кроме своей жены, разумеется.

— А почему так?

— Потому что ее он уже завоевал. И теперь она никто. Когда-то она была актрисой. Он посчитал важным, чтобы один из них оставил сцену, дабы ухаживать за другим. Он держит ее дома и обращается как с помесью племенной кобылы и рабыни с сахарных плантаций.

— Сиббер вам не нравится?

— Он никому не нравится. Его собственный тесть даже не пришел на свадьбу. Чтобы мистер Сиббер не наложил лапу на его деньги, старик потратил их все — а состояние было немалое — на сооружение плавучего дворца развлечений на Темзе.

— «Причуду»? — Элпью знала данное заведение.

— Хотя большого значения это не имело. Сиббер — хитрый тип. Он, должно быть, уже владеет целым состоянием, если судить по его склонности к азартным играм.

— Он богат? А с чего?

— Работает актером, пишет пьесы, раболепствует, пресмыкается...

У Элпью родилась идея в отношении Сиббера. Если у него есть свободные деньги, она займет у него и сразу же выкупит графиню.

— Как Сиббер ладил с миссис Лукас?

— Это зависело от того, что ему было надо. Я знаю, что одно время он ее преследовал.

— Преследовал?

— О, ты знаешь — пытался дотронуться до ее сисек, стоял слишком близко в кулисах, обычные приемчики. — Она вздохнула. — Когда тебе наплевать, что о тебе думают люди, ты можешь послать их куда подальше. Анне Лукас хотелось, чтобы ее все любили, поэтому она ничего не говорила, и, следовательно, положение ухудшалось. А потом она прибежала в гримерную вся в слезах, потому что он сорвал поцелуй. Если б она с самого начала просто дала ему по морде, так далеко это не зашло бы.

— А что вы можете сказать о муже Анны, мистере Лукасе?

— Вполне могу представить, что ему хотелось ее убить. Все эти бесконечные нежности кого угодно доведут до убийства.

На каминной полке пробили часы.

— Мы опоздаем. — Ребекка торопливо принялась собирать и бросать в кожаную сумку вещи. — Я хочу, чтобы ты поняла, Элпью, ты должна находиться со мной на сцене. Ты или кто-то, кому я могу доверять.

— Но почему на сцене? Там вас никто не сможет убить.

— Ха! А зрители! — засмеялась Ребекка. — Сцена всем вам кажется другим миром. — Наклонившись над столом, она заговорила серьезно: — От зрительного зала нас отделяет всего несколько футов. Если кто-то решит запрыгнуть на сцену и перерезать мне горло, ему ничто не помешает... А я окажусь совершенно к этому не готова, так как буду в образе.

— Значит, мне нужно все время следить за зрителями... — Перед Элпью забрезжил путь к спасению. — А если мне придется говорить слова, то вы должны понять, мистрис Монтегю, я не смогу этого сделать.

— Возможно, угроза будет исходить не от зрителей. А вдруг Лукас убил кто-то из актеров, и этот актер может пырнуть меня на сцене. А публика посчитает, что это часть спектакля. В пьесах постоянно кого-то режут, и иногда актеры несколько увлекаются своей ролью, они сами так говорят. Что, если кто-то заменит бутафорский кинжал настоящим? Такое легко может случиться.

— Сдается мне, — твердо сказала Элпью, — что я никогда не смогу запомнить слова, движения и жесты и в то же время сосредоточиться на вашей охране. Будет лучше, если я найду укромный уголок в театре, откуда смогу наблюдать за другими актерами и публикой в течение всего вашего выступления.

— Уходим, — Ребекка глянула на часы на камине, — или меня оштрафуют. — Она схватила Элпью за руку. — Ты выиграла. Будешь держать мой шлейф. Это достаточно просто. Роль без слов.

Она вышла из квартиры и начала спускаться по лестнице, Элпью, спотыкаясь, последовала за ней.

— Но... мистрис Монтегю, я не могу... я должна навестить миледи.

— Навестить? — Ребекка обернулась на ступеньках. — Что значит «навестить»?

Элпью прикусила губу.

— Сообщить ей, чем я занимаюсь.

Ребекка пристально на нее посмотрела.

— Мы опаздываем, а если опоздаем, нас оштрафуют.

И, схватив Элпью за руку, она потащила ее по Литтл-Харт-стрит.

Удовольствия от обеда графиня не получила: кусок черствого хлеба, в основном состоявшего из мела, как ей показалось, и что-то похожее на рагу. Совершенно непонятно, из чего приготовленное. С одинаковым успехом это могла быть и треска, и кролик. Она отодвинула тарелку. Внезапно даже стряпня Годфри показалась ей заманчивой. И значительно более дешевой.

Долг ее достигал теперь десяти шиллингов. Плата за крышу над головой, за содержание в тюрьме, за постель, за ночлег, за питание. Бесконечные поборы.

Она встала и прошлась по комнате. Боже, эти кандалы просто неподъемные. Бряк-бряк, звяк-звяк каждый раз, когда она чесала лоб. Графиня порадовалась, что в комнате не было зеркала. Страшно подумать, на кого она стала похожа. В ложбинке между грудями и на полу вокруг лежало больше раскрошившихся белил, чем, видимо, осталось на лице.

Интересно, чем там занимается Элпью? Вообразить эту дерзкую юную мисс актрисой! Ей подумалось, что Элпью неплохо справилась бы. Графиня вспомнила ту актрису, подругу Карла — Нэлл Гуин. Тоже была дерзкая юная мисс. Может, она и была полной невеждой, но актриса великолепная, с подходящей для этого ремесла фигурой.

Внизу хлопнула дверь. Потом раздались шаги. Вероятно, к ней пришел посетитель. Или привезли нового узника, чтобы скрасить однообразие ее заточения. Графиня приложила к двери ухо и прислушалась.

— Я разговаривал с судьей, — произнес грубый мужской голос. Это был не пристав, его голос графиня знала. — Насчет дела Анны Лукас... — Графиня затаила дыхание, чтобы не пропустить ни слова.

— И? — Это уже ее тюремщица, жена пристава.

— Сначала я забеспокоился. Такого упрямца, как их честь, пойти поискать.

— Ты что, обратился с этим к судье Муру?

— К судье Муру! — Мужчина засмеялся. — Ты меня за дурака принимаешь? Я пошел к Ингрему.

— И напомнил ему о его... интересе?