Культ Порока. Адепт - Влад Вегашин

— От меня?

— Да. Мы немного уклонились от темы. Я говорил о том, что Анжею не для кого жить. Но если будет рядом с ним человек, способный его полюбить, способный его отогреть, и дать ему то, чего он всегда был лишен — юноша найдет в себе силы победить носителей Граней, обуздать мощь культа, и сохранить себя, как личность. В противном случае после объединения Граней в нем, он будет заточен в изоляции, пока наши маги не придумают, как уничтожить его и демона вместе с ним. Если же он сохранит себя, свою личность, живые чувства — тогда можно будет говорить о попытках сохранить его жизнь. Но только тогда.

— Почему… я? — только и смогла выдавить целительница. На глаза наворачивались слезы.

— Потому, что больше не к кому. В отряде две девушки, вы и Альвариэ. К воительницам в целом Анжей питает неприязнь, и госпожа Ллинайт не стала исключением из этого правила, даром что спасла его в «Наковальне», а может — именно поэтому. Остаетесь вы. Я понимаю, насколько вам это неприятно и как вы этого не хотите — но сохранение его личности есть единственный гарант того, что мы попробуем сохранить его жизнь в процессе уничтожения демона культа.

— И что я должна сделать? — она все же совладала с желанием расплакаться, и посмотрела собеседнику прямо в глаза.

Антрацитовые радужки оставались непроницаемыми.

— Завоевать его доверие. Его симпатию. Его дружбу. Его любовь, наконец.

— Какое значение при этом имеют мои настоящие чувства?

— Почти что никакого, если только вы не станете демонстрировать ему какой-либо неприязни.

— Каким именно способом я должна добиться его… расположения? — неживым, бесстрастным голосом продолжала уточнять Лэрта.

В непроглядной черноте взгляда Веги появился маленький огонек.

— Способы — на ваше усмотрение.

— Благодарю.

— У вас еще остались вопросы?

— Нет. Какие могут быть вопросы? Вы ведь все уже решили! В одиночку, или с этими своими магами, но все уже решили! Этот разговор, разве он не был продуман и срежиссирован от первого и до последнего слова, разве каждая моя реплика не была предсказана и проанализирована? — она все же сорвалась на крик. — Зачем весь этот спектакль, все эти расспросы? Вы все уже решили, и могли бы просто поставить меня перед фактом! Все решено, роли расписаны! Ведь выбора у меня не было с самого начала!

— Если вы думаете, что у меня он был, то вы глубоко ошибаетесь, — очень тихо промолвил Вега. Его голос наполнился вкрадчивой, холодной угрозой. Лэрте вдруг подумалось, что так могла бы разговаривать смертельно опасная змея, если бы умела членораздельно говорить. — Однако когда у меня не оказалось выбора, но мне он был необходим — я его нашел. Наш с вами разговор от первого и до последнего слова — не срежиссирован, не продуман, не проанализирован. Наш с вами разговор, от первого и до последнего слова — исключительно моя инициатива, мое решение, мой выбор. Тринадцатому департаменту глубоко наплевать на жизнь какого-то там полуэльфа, если на кону стоит безопасность и спокойствие Империи. Анжея фон Элге решено уничтожить, как только он соберет в себе пять Граней. Изолировать, исследовать, и уничтожить. Потому что никто не верит, что в нем может остаться хоть что-нибудь от него самого. Потому что по всем расчетам и выкладкам, анализам и предсказаниям, Анжей фон Элге превратится в физическую оболочку для демона культа Порока. Не более. Потому что ему не для кого себя сохранить. Если бы он остался собой — я бы сумел сделать так, чтобы он остался жив. Чтобы уничтожили только демона, а юношу оставили бы в покое. Я вообще могу несколько больше, чем должен был бы, учитывая мою не очень-то высокую должность в департаменте.

— Зачем это вам? — ничего другого спросить ей просто в голову не пришло.

— Вы не поверите, баронесса, но у меня есть совесть. Непозволительная роскошь для следователя Тринадцатого департамента, служителя Империи. И вы себе даже представить не можете, сколько неудобств она мне доставляет. Но тем не менее — она у меня есть, как бы странно это не звучало. И каждое дело, к которому я имею отношение, я стараюсь решить по совести. Так, чтобы не пострадали невиновные. Я не верю в меньшее зло. Только в совесть, хотя это непростительно наивно с моей стороны.

— И как ваша совесть относится к тому, что вы пытаетесь, простите, подложить меня под Анжея? — все же спросила она. Спросила с издевкой, которой тут же устыдилась.

Вега едва не выронил бокал, его глаза изумленно расширились, тут же утратив свою непроницаемость.

— Извините, я, кажется, плохо вас расслышал. Окажите милость, повторите.

Лэрта уже поняла, что ошиблась. Очень ошиблась. Однако повторила — тихо, опустив глаза, залившись краской.

Следователь в удивлении покачал головой.

— Я был о вас лучшего мнения. Мне казалось, что уж вы-то должны понимать, что взаимоотношения между разумными разного пола могут быть теплыми и дружескими, и не включать в себя сексуальный контакт. Я просил вас приложить все усилия для того, чтобы стать Анжею другом. Простите за бестактность, но вам двадцать четыре года. Анжею, в переводе на человеческий возраст — около шестнадцати. У меня и в мыслях не было…

— Простите, — с трудом пролепетала целительница, не знавшая, куда и деваться от стыда. — Простите, я плохо о вас подумала… я не знала… не поняла…

Сдерживаемые до того момента слезы хлынули ручьем. Лэрта сжалась в комочек, обхватила колени руками, спрятала лицо, заходясь судорожным плачем. Слишком много всего свалилось за последние дни, слишком большой стресс, слишком сильно выложилась сегодня, слишком коварным оказалось на первый взгляд легкое эльфийское вино…

Она не заметила, как он оказался рядом, как обнял, усевшись на подлокотник кресла, не заметила, что орошает слезами уже не собственные колени, а темно-серую рубашку. Она плакала, как ребенок, плакала, как очень давно себе не позволяла. Она слишком устала.

Вега сидел рядом, обнимал, ласково гладил по волосам, и терпеливо ждал, пока целительница выплачется.

Потом он налил ей полстакана крепкого коньяка, заставил выпить залпом, подождал, пока девушка прокашляется и отдышится. Вытер мокрое от слез лицо влажным платком, проводил до комнаты.

А когда она вцепилась в его руку, одним только взглядом умоляя не уходить — он остался. Лег рядом, осторожно обнял — безо всяких вольностей, как сестру, хотя тепла в его объятиях было явно больше, чем он хотел показать. Она же положила голову ему на плечо и, в первый раз за долгое время чувствуя себя по-настоящему в безопасности, спокойно уснула, так и не выпустив его руки.

— Доброе утро, господа и дамы, — на ходу поздоровалась Игни, быстрым шагом пересекая комнату и опускаясь в свое кресло. — Итак, с основными вопросами, насколько я понимаю, мы определились.

— Не совсем, госпожа дель Даск, — слегка поклонился Велен. — У меня есть один очень важный вопрос.