Геббельс. Адвокат дьявола - Курт Рисс

Никогда еще немецкая журналистика не опускалась до такой безнравственности. В то же время подобный метод оказался чрезвычайно действенным. Геббельс бил ниже пояса, и бил беспощадно. Он не утруждал себя поиском доказательств для своих умозаключений, он просто утверждал: это дело обстоит так, а не иначе. Он обращался не к образованным, обладающим вкусом читателям, он хотел растревожить сброд.

За несколько лет, проведенных в столице, Геббельс во многом изменился. В нем не осталось ничего провинциального, он окреп, приобрел типично городскую наглость, смотрел на людей сквозь приспущенные веки и едва скрывал презрение и иронию. Он перенял жаргон и саркастический юмор берлинцев и теперь расцвечивал ими свои речи и статьи.

Он больше не был склонен принимать происходящее слишком близко к сердцу. Когда один из оппонентов назвал его «обербандитом», Геббельс, в отличие от Вайса, не стал судиться. Мало того, он принял это прозвище. С тех пор нацистские плакаты объявляли: «Сегодня вечером выступает с речью обербандит доктор Геббельс».

Обербандит…

Он все-таки учился в различных университетах и действительно получил докторскую степень. В конце концов, он редактировал «Письма национал-социалиста», издание, которое справедливо считали далеко не примитивным. Он завоевывал улицы Берлина, но эта задача изначально не требовала особого интеллекта, а ему хотелось представить доказательства того, что он не менее «глубок», чем Альфред Розенберг со своим «Мифом двадцатого века». Он братался со штурмовиками с бычьими шеями, и ему льстило их внимание. Теперь он сидел в своей штаб-квартире и зубоскалил с помощниками, те восхищались его незатейливыми шутками, а он жаждал доказать, что являет собой «нечто большее».

Это была главная причина, по которой он решил время от времени выступать на ином, более высоком интеллектуальном уровне, где не могло быть немедленной пропагандистской отдачи. Первая его речь называлась «Что такое политика?» (5 октября 1927 года).

«Индивидуум развивается в нацию, – провозглашал Геббельс, – а нация является частью человечества. Человечество не есть вещь в себе, точно так же, как индивидуум. Одна лишь нация является вещью в себе. Индивидуум полезен до тех пор, пока он развивает нацию….

Нация творит. Нация совершает подвиг, создавая культуру.

Предназначение политики – пространство, свобода и хлеб насущный. Пространство нуждается в нации, а нации требуется пространство… Вне свободы пространство не представляет ценности для нации».

Для человека со способностями Геббельса его рассуждения оказались на редкость скучными и убогими. Он никогда не объяснял, почему нация – вещь в себе, а индивидуум – нет. Он почерпнул термин из трудов Иммануила Канта, и великий философ перевернулся бы в гробу, доведись ему услышать подобную «философию».

Когда Геббельс начинает излагать основное нацистское credo, его ограниченность бросается в глаза. Он пытается выглядеть «высоколобым и глубокомысленным», но ему это плохо удается. И все же, будучи поумнее других нацистских главарей, он пытается чем-то прикрыть наготу, которую те и не замечали: у национал-социализма напрочь отсутствовала основополагающая идея, философское мировоззрение.

Философское мировоззрение, нужное Геббельсу для статей и лекций, он заимствует у других. Для нацистов прибегать к плагиату было не в новинку. Сам термин «национал-социализм» был украден. Его ввел в обиход прогрессивный экономист-демократ Макс Вебер, один из лучших ученых Германии догитлеровского периода, преподававший в университетах Гейдельберга и Мюнхена. Вебер подразумевал под этим термином социализм, свойственный данной конкретной стране. Профессор не дожил до того дня, когда нацисты приспособили его термин для совершенно иной политической философии. Сам Геббельс точно так же надергал много мыслей из книг Альфреда Розенберга, которого давно тайно ненавидел, у старого, ушедшего на покой антисемита Хьюстона Стюарта Чемберлена, у друга Гитлера Дитриха Эккарта, у философов Артура Меллера ван ден Брука и Освальда Шпенглера.

Из одной ранней поэмы Эккарта он выудил фразу «Пробудись, Германия!», которая затем стала кличем нацистов. У Меллера ван ден Брука он нашел название для главной своей книги: «Третий рейх».

Меллер ван ден Брук был очень любопытной личностью во многих отношениях. Задолго до Гитлера, Эккарта или Федера он заговорил о возрождении Германии и о миссии немцев. «Можно проиграть войну, но революция все равно победит», – писал он. Он твердо веровал, что у Германии достаточно внутренних ресурсов, чтобы воспрянуть духом после поражения 1918 года и стать более сильной и мощной страной, чем при Гогенцоллернах (Второй рейх) или при средневековых императорах (Первый рейх). Это новое могущественное государство он назвал Третьим рейхом и предрек его господство над всем миром.

В отличие от других философов нацизма ему было свойственно ясное мышление. Он также перевел и издал полное собрание сочинений Достоевского. А 30 мая 1925 года он покончил жизнь самоубийством, разуверившись, что Германия оправдает его надежды.

Геббельс прочитал Меллера ван ден Брука. 18 декабря 1925 года он заносит в дневник: «Он пишет, как пророк. Он выражает словами все то, к инстинктивному пониманию чего мы, молодые, уже давно пришли. Он пишет ясно и спокойно, но с внутренней страстью».

Но Геббельс также видел, насколько меллеровская концепция будущей Германии отличается от гитлеровской. «Почему Меллер ван ден Брук не пошел в своих выводах до конца и не выразил намерения бороться вместе с нами? – писал он. – Духовное искупление? Боязнь борьбы до последней капли крови?»

30 декабря снова: «Почему он не встал в наши ряды?»

Он отдавал себе отчет в том, что подавляющее число сторонников нацизма не в состоянии прочесть и строчки из меллеровских трудов, не говоря уж о том, чтобы понять их. Впрочем, это было не важно, философ выполнил свой долг, изобретя название «Третий рейх». Геббельс использовал термин где мог и сколько мог. Но при этом Меллер ван ден Брук никогда не упоминался, и ко времени прихода нацистов к власти лишь редкие образованные немцы могли припомнить происхождение термина.

Другим немецким философом, послужившим фоном, на котором Геббельс создал свое философское мировоззрение, был Освальд Шпенглер. Его книга «Закат Европы» принесла ему международное признание. Гитлер тоже прочел знаменитую книгу. Нет сомнений, что между гитлеровской и шпенглеровской философиями были некоторые параллели, но Шпенглер, как и Ницше, склонялся к пессимизму, он был философом декаданса. В основе гитлеризма лежал оптимизм – поверхностный оптимизм торговца патентованными средствами. Поэтому Гитлер не стал вдумываться в книгу Шпенглера.

Шпенглер не жаловал нацистов, равно как и всех правых. Он писал в «Реставрации германского рейха»: «В начале июня 1795 года Париж ждал, что вот-вот восстановят монархию… Появилась «золотая молодежь», решительные молодые люди устали от якобинства и потрясали кулаками и тростями в надежде установить новую эру. Нынешние правые экстремисты подобны той «золотой молодежи»… ими движет тот же легко воспламеняемый энтузиазм, они так же честны и так же узко мыслят. Никто из них не имеет малейшего понятия о том, как тяжело решать политические задачи в полностью опустошенной стране… Как убого и жалко выглядит немецкий лозунг «Долой евреев!» в сравнении с известным американским изречением: «Правы мы или виноваты, но это наша страна!» Представители отдельных рас внутри страны всегда более опасны, нежели зарубежные нации, особенно когда, будучи в меньшинстве, они должны ассимилироваться и их ставят перед выбором».