На рубеже двух столетий. (Воспоминания 1881-1914) - Александр Александрович Кизеветтер

8 февраля 1880 г. Александр II созвал экстренное совещание министров. Присутствовавший на совещании наследник, будущий император Александр III, выступил с предложением учредить верховную следственную комиссию с чрезвычайными полномочиями. Александр II сначала колебался, но на следующий день, вновь собрав министров, заявил, что он пришел к решению расширить и несколько видоизменить предложение наследника. Так состоялось учреждение "Верховной распоряди тельной комиссии" с полномочиями диктаториального характера. На эту комиссию возлагалась задача: 1) истребить крамолу и 2) наметить план таких мероприятий, которые вернули бы страну к нормальному течению государственной жизни.

Председателем Верховной комиссии был назначен генерал Лорис-Меликов.

Выдвинувшись во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. взятием Карса, Лорис-Меликов был затем назначен Харьковским генерал-губернатором и на этом посту обнаружил блестящие таланты администратора, выразившиеся в том, что он сумел одновременно и разбить энергическими мерами местные революционные организации, и возбудить к себе доверие со стороны либерально настроенной легальной части местного общества. Такую точно задачу поставил он теперь перед собой по отношению уже ко всей России. Обуздать крамолу, положить конец революционному террору и установить точки сближения между правительством и легальной либеральной оппозицией в среде общества — такова была руководящая мысль, которук" Лорис-Меликов полагал в основу своей программы, становясь во главе "Верховной распорядительной комиссии". Карающий меч, обвитый мирной оливой, — вот что избрал он своим оружием: меч для подпольных террористов, олива для либеральной оппозиции. Разумеется, и революционеры и реакционеры встретили эту программу с одинаковой враждебностью. Революционеры тотчас сложили про Лорис- Меликова язвительную песенку, которая пошла по устам:

Мягко стелет, жестко спать, —

Лорис-Меликовым звать.

А литературный вождь реакционеров Катков пустил в ход крылатое словечко, назвав систему Лорис-Меликова иронической кликой "диктатуры сердца".

Во всем этом видно было желание набросить тень на добросовестность и искренность политики Лорис-Меликова, представить его "лукавым царедворцем" с пушистым лисьим хвостом и волчьей пастью. Между тем такая характеристика нимало не соответствовала действительности. По всей справедливости надо признать, что Лорис-Меликов был одушевлен искренним желанием парализовать крамолу, переведя политику правительственной власти на рельсы широкой либерально-демократической программы. Искренность этого его намерения сквозит в самых его действиях за то время, когда он стоял у кормила власти; о ней свидетельствуют и отзывы о нем таких хорошо знавших его лиц, которые известны передовым образом мыслей и очень строгой оценкой людей. Достаточно указать на то, что Лорис-Меликова высоко ценил такой строгий судья людей и их деяний, как Салтыков. Мы имеем такие же положительные отзывы о чистосердечности политических намерений Лорис-Меликова и от таких лиц, как Белоголовый, Кошелев, Кони. Надо только отметить, что наряду с двумя враждебными Лорис-Меликову легендами о нем — революционной и реакционной — возникла тогда же и третья легенда, вышедшая из кругов, благоприятно к нему настроенных и изображавшая Лорис-Меликова принципиальным сторонником конституционного строя. До сих пор еще приходится встречать людей, убежденных в том, что Лорис-Меликов представил Александру II проект конституции и убедил императора согласиться на осуществление этого проекта и только убийство Александра II помешало тогда превращению России из самодержавной монархии в конституционную. Возникновение таких толков объясняется тем, что содержание проекта Лорис-Меликова было известно современникам только но глухим слухам, и в последующее время текст проекта долго оставался необнародованным. Но ведь теперь этот текст давно уже известен, и, прочитав его, нельзя не видеть, что никакого ограничения самодержавия в проекте Лорис-Меликова не заключалось и ни о какой конституции в нем не было и помину.

Изменение правительственной политики в либеральном направлении представлялось Лорис-Меликову лишь в виде возвращения к принципам первой норы царствования Александра II, к периоду освободительных реформ, к широким правительственным мероприятиям, направленным на материальное благоустроение освобожденной деревни, к развитию всесословного местного самоуправления — земского и городского, — к расширению свободы печати, к преобразованию податной системы на более демократических началах. Стоял он и за привлечение местных общественных деятелей к участию в подготовке законодательных мероприятий, но опять-таки в тех пределах и формах, которые считались допустимыми в либеральных правительственных кругах 60-х годов. Он делал только один маленький шаг вперед сравнительно с тем, что допускалось за 20 лет до того: он считал желательным ввести в состав самого Государственного совета некоторое количество (от 10 до 15) выборных членов, предоставив их выбор земским собраниям и крупным городам.

Все это, конечно, нисколько не удовлетворяло подпольных террористов, и всего этого было вполне достаточно для того, чтобы реакционеры возненавидели Лорис-Меликова как вредоносного радикала. Но каково было отношение к программе Лорис-Меликова со стороны той либеральной части общества, которая в своих устремлениях к правопорядку не хотела сходить с легальной почвы? Ведь это был как раз тот элемент общества, на который Лорнс-Меликов рассчитывал как на свою опору. Тут — отношение было двойственное. Конечно, "либералы"[4] приветствовали намерение власти вернуться к заветам "эпохи реформ", которые так потускнели во вторую половину царствования Александра II и даже заслонились началами, прямо им противоположными. Конечно, либералы приветствовали и расширение круга тех вопросов, которых разрешалось касаться легальной печати, и поднятие значения местного самоуправления, и политику, направленную на облегчение податного бремени масс, и завершение крестьянской реформы, и призыв земских деятелей к участию в подготовке законопроектов. Но существенное различие между лорис-меликовской программой и стремлениями либеральной части общества состояло в том, что Лорис-Меликов смотрел на положение своей программы как на конечный предел государственной обновительной работы, тогда как в глазах либеральной части общества это был лишь первый шаг к полному водворению в России правового порядка, основанного на конституционных гарантиях свободы и права. Лорнс-Меликов стремился только вернуться к системе, которая была выдвинута в начале царствования Александра II, и этим исчерпывалась задача, которую он себе ставил. Но ведь и самая эта система — самодержавие, опирающееся на всесословное местное самоуправление, — принималась в свое время либеральной частью общества лишь как первый шаг к установлению конституционного режима, и опыт второй половины царствования Александра II мог только укрепить в обществе убеждение в том, сколь ненадежны и малоустойчивы либеральные уступки правительственной власти при отсутствии формально гарантированного правопорядка.

Это было разногласие весьма существенное. Но оно относилось к дальнейшему ходу событий; что же касается намерения Лорис-Меликова влить широкую либеральную струю в деятельность правительства и противопоставить революционному террору возвращение правительства на путь либеральных реформ, то в этом отношении Лорис-Меликов мог, конечно, рассчитывать на сочувствие со стороны общества.

В борьбе с революционным подпольем Лорис-Меликов первоначально достиг больших успехов. Крупной удачей оказался для него арест Гольденберга, члена исполнительного комитета "Народной воли",