Ангелы по совместительству. Проводы империи - Ирина Сыромятникова

Нежить тихо испарился, оставив после себя нечто укоризненное.

И это – монстр, именем которого Румол грязно матерится! Хотя если посмотреть на вещи шире, то Шорох действительно всем черным – папа, ведь создание этого чудовища положило начало нашему миру, каков он есть. Но только – тсс! Говорить об этом не стоит – не поймут-с, потому что обычно от встретивших Шороха людей (и магов) остается только скелет в бурой пене. Подобное не располагает к выражению благодарности. Наши с Шорохом взаимоотношения за три года прошли все стадии – от бешеной вражды до взаимовыгодного сосуществования, но это редчайшее исключение, все так говорят.

Но сесть себе на шею я ему не позволю.

Плату за ритуал мы с деревни все-таки взяли – медом. Три здоровые деревянные баклаги заняли законное место между мешками с овсом и коробками с тушенкой. Тай’Олаш пытался всучить нам медоносные ульи, утверждая, что в выпасе насекомых нет ничего сложного, но от них удалось отпихаться.

Армейские эксперты плотно позавтракали, восстанавливая силы после сложного ритуала, и милостиво согласились подождать немного еще, пока восхищенные нашим бескорыстием жители наберут нам в дорогу хорошо хранящейся еды. Про бескорыстие – это не шутка: для того чтобы выселить Пегую Соломку силами имперских изгоняющих, местным пришлось бы продаться в рабство всей деревней. Ридзер, когда про такое услышал, чуть на пчел не согласился – тех, по крайней мере, можно на дороге забыть.

Компания тихо мающегося похмельем Шаграта надоела мне через пять минут, и я решил пройтись по деревне, так сказать, насладиться экзотикой. Может, что полезное найду. Староста проводил меня добрым, ласковым взглядом, но покидать насиженное место не стал. Интересно, чем он недоволен? Или прячет что-то ценное?

Выйдя из поля зрения теплой компании, я принялся шерстить деревню вдоль и поперек, не гнушаясь сканирующих проклятий. Присутствие белых меня не смущало – со мной не забалуют. Пару раз улыбнуться, пробормотать что-нибудь невнятно-успокаивающее, типа «киса-киса» – и дело в шляпе. Если бы селяне могли понять, что я ищу, сами бы вынесли.

Через четверть часа безрезультатных поисков мое внимание привлек навес с вениками из сохнущих трав. Нет ли там каких редкостей? Я подошел, присмотрелся и припух: в аккуратные пучки оказалась связана невзрачная травка с поэтичным названием «перо ангела». В списке растений, запрещенных в Ингернике к выращиванию и продаже, она шла не то пятой, не то шестой, причем черная конопля в том перечне вообще не упоминалась. Попадись мне в Михандрове такая штука, и приезд «чистильщиков» можно было бы организовать одним телефонным звонком – государство очень трепетно относится к своей монополии на сильнодействующие зелья. Я украдкой оторвал от пучка лист, огляделся, обнаружил благосклонно наблюдающего за мной белого и осмелел.

– Это что? – знание са-ориотского языка потихоньку расползалось в отряде, то есть задать местному вопрос я уже мог, а вот понять ответ – еще не получалось.

Селянин что-то пробубнил, заметил непонимание и дополнил слова жестами – показал на свой рот, вынул оттуда зеленую жвачку и продемонстрировал мне. Я где стоял, чуть не сел. Да ни фига ж себе сюрпризы! А если они эту штуку в качестве приправы в кашу напихали?

Ухватив листок двумя пальцами и стараясь лишний раз его не тереть, я рванул на поиски Тай’Олаша. Все нужные мне лица по-прежнему торчали под навесом и пили чай, надеюсь, настоянный не на «перьях ангела» (дружелюбно беседующие белые с одной стороны, обожравшиеся до поросячьего визга черные – с другой, и Питер посередине). Я нацелился на старосту и вытянул руку с листком в обвиняющем жесте:

– Видел? Видел это?

Тот невозмутимо кивнул.

– Твои его жевали!!!

– Я знаю.

– Зачем вообще нужно совать в рот такую дрянь?!!

– Рапош подавляет развитие дара.

Это сбило меня с продолжения заготовленной речи. М-да, теперь я знаю, какой компонент зелья-блокиратора является ключевым. Так, попробуем еще раз:

– Мужик, а ты в курсе, что длительное применение таких препаратов по мозгам бьет? Стоит чуть-чуть переборщить, и Источник больше не отзовется!

У черных – точно, не знаю, как это на белых действует.

– В этом весь смысл, – вежливо разъяснил Тай’Олаш. – Подавить развитие дара означает – сделать обращение к Источнику невозможным.

У Ли Хана аж чашка из рук выпала.

Я честно попытался обдумать слова старосты и пришел к выводу, что черная натура опять искажает восприятие мира. Не мог же он сейчас сказать, что они тут волшебников кастрируют? Это даже для И’Са-Орио-Та чересчур.

– Ты… гасишь в детях способность к магии? – Ли Хан медленно поднимался из-за стола.

А, так я все правильно понял!

Улыбка Тай’Олаша стала немного напряженной.

– Друг мой, я два раза назвал вещи своими именами. Мне нужно повторить третий раз лично для тебя?

– Да какой я тебе друг?!! – взвился Ли Хан. Куда подевался робкий белый, передо мной стоял лев, грива – дыбом, в глазах – молнии! – Да ты представляешь, какой вред психике это наносит? Да за такое сжигать надо!!! Что ж ты, мерзавец, тут творишь?!!

Но и Тай’Олаш оказался непрост. С лица старосты ушла улыбка, он стал словно изваяние из мрамора – холоден и невозмутим, и угрозы мага его, похоже, не пугали.

– Ты слишком долго не был дома, Ли. Здесь дар – гарантия пожизненного рабства, и не только для одаренного. С некоторых пор печати для пущей надежности налагаются на всех родственников волшебника. Слугам императора толковать о причинении вреда психике бесполезно, они, как стервятники, набрасываются на любого, в ком заметят хотя бы искру таланта, отрывают детей от родителей, разлучают близких. То, что нас оставили в покое, оплачено этим. – Тай’Олаш продемонстрировал всем мятый листочек.

И Ли Хан сломался. Белый на глазах начал превращаться в глубокого старика, у него затряслись руки, взгляд стал жалким и бессмысленным.

– Но как же… Ведь это – дар божий, свет души. Как можно от него отказаться? Как они смогут после этого жить?

Староста, кажется, устыдился своей резкости, но взять слова назад не мог.

– Я никого не уговариваю, – мягко пояснил он. – Просто объясняю, какой будет эффект. В двенадцать лет человек уже способен делать сознательный выбор, у нас все честно.

До Ридзера и остальных стал доходить смысл сказанного, и рожи у них при этом стали такие… Ну вот, вроде сидишь за столом, улыбаешься шуткам, и вдруг выясняется, что кругом – психи и все всерьез.

Я вздохнул. Ладно, разборки са-ориотцев нас не касаются, но Ли Хан сейчас дуба даст, а нам до Кунг-Харна с его бериллами еще месяц ехать. Эмпатов под рукой нет, Питер – специалист по черным, не по белым, значит, ситуацию опять придется спасать алхимику. Я обошел стол, добрался до Ли Хана, взял его за руку и подпустил в голос те интонации, с которыми утешал Лючика, разбившего в кровь коленки.