Банды Нью-Йорка - Герберт Осбери

«Затонная» шайка тоже перебралась в затон Корлеара из Четвертого округа и, после того как Конроя посадили, а его люди разбежались, стала самой жестокой бандой района. Ее возглавляли Томми Шей, Садс Меррик, Джеймс Кофе и Терри Ле Стэндж. Они чередовали грабежи в прибрежных районах со взломами, щипачеством и воровством. Присоединились к «затонным» и другие известные гангстеры, среди них Бум Махони, образовав свой штаб в кабаке на Стэнтон-стрит и орудуя на Ист-Ривер. В течение короткого периода им сопутствовала удача, но в конце 1874 года Сэм Мак-Крекен, Томми Боннер и Джонни Галлагер, трое лучших пиратов Меррика, были заключены в тюрьму Обурн на долгие сроки. Их арестовали после того, как они напали на корабль «Томас Брик», связали капитана и спокойно разграбили судно.

Потеряв троих лучших своих людей, Меррик утратил положение главы «затонных», и его на этом посту сменил Бум Махони. Махони было только 23 года, но он уже был одним из самых известных головорезов прибрежных районов. В числе его способных помощников был Слипсли Уорд, который попал в тюрьму после того, как залез на шхуну на Пайк-стрит и в одиночку победил ее команду из шести человек. Еще одним из «затонных» был Пигги Ноулс, который однажды украл лодку, перекрасил и продал ее же собственному владельцу. Другим был Ниггер Уоллас, которому однажды не повезло, – он попытался ограбить троих мужчин в лодке, но, на его беду, они оказались сыщиками. Махони также заявлял, что ему предан и старик Флахерти, глава известной гангстерской семьи. У Флахерти были седые бакенбарды и добрая улыбка, но он являлся одним из самых жестоких головорезов Седьмого округа. В конце концов он был отправлен в исправительный дом, а его жена, известная воровка, вскоре последовала за ним. Их младший сын тем временем был приговорен к 15 годам тюрьмы за убийство и грабеж, а первенец, отправившийся на поиски новых территорий, получил 10 лет в тюрьме штата Иллинойс.

К концу Гражданской войны полиция изгнала гангстеров из Четвертого округа. Но с головорезами затона Корлеара справиться не удавалось, пока в 1876 году не был организован «пароходный» взвод под командованием капитана Гастлина. Сначала на пароходе «Сенека», а потом и на других они ходили вверх и вниз по Гудзону и Ист-Ривер. В каютах их было полно полицейских, готовых отчалить от парохода на шлюпках, как только где-то покажется пират или раздастся сигнал тревоги. Позднее к полицейскому оснащению добавились моторные лодки, и в конце концов было основано морское отделение полиции, возможно самое эффективное подразделение.

К 1890 году большинство кабаков на Уотер-стрит и в затоне Корлеара закрылись за отсутствием клиентуры, и в течение десяти лет после этого полиция практически полностью очистила прибрежные районы от организованных банд, хотя и остались в тех местах отдельные отважные воры, да и остаются по сей день. Но вплоть до расцвета после Первой мировой войны «белоручек» не было шаек подобных «рассветным». Под руководством Динни Михэна и Дикого Билла Ловетта «белоручки» держали в страхе район Бруклинского моста и Красного затона в Бруклине на Ист-Ривер. Иногда они нападали на пристани Манхэттена. Однако последнее случалось редко и всегда было безуспешным. Методы Дикого Билла были достаточно просты – владельцы причалов и барж, отказывавшиеся платить, подвергались избиению, а их собственность – сожжению, разгрому и грабежу. Ловетт был убит в 1923 году неким завистливым гангстером, претендовавшим на его «корону». После этого шайку возглавил Лонерган, но он оказался слишком амбициозен. После неудачного налета на притон одной банды из Южного Бруклина и он был убит вместе с двумя своими сообщниками. С тех пор у «белоручек» не было значительного главаря, и они более-менее успокоились.

Самыми наглыми преступниками из наводнивших Нью-Йорк были владельцы игорного бизнеса. Их дела шли необычайно хорошо, так хорошо, что они были способны отстегивать весьма приличные суммы властям предержащим. Это надежнее всего защищало их бизнес от преобразований реформаторов. В конце 1850 года «перевоспитавшийся» владелец игорного дома Джонатан Грин был назначен главным исполнительным агентом Нью-Йоркской ассоциации по борьбе с игорным бизнесом. Ему было поручено исследовать ситуацию на рынке азартных игр, и 20 февраля 1851 года он представил отчет о своей работе. В отчете Грина фигурировали 6 тысяч игорных домов, 200 из которых были элитными заведениями, предназначенными для весьма состоятельных людей, а также несколько тысяч так называемых «лотерейных» домов, пользующихся большим успехом у иммигрантов.

Большинство элитных игорных домов находилось на Парк-Плейс, улицах Либерти и Вэсэй, Парк-роу, в нижней части Бродвея и на Барклай-стрит. Заведение Джима Бартольфа, известное как кожевенная, находилось в доме № 10 на Парк-Плейс. Совсем рядом держал свое знаменитое заведение Джек Уоллис, китаец. Когда-то оно было собственностью француза Жозе и Джимми Берри, но Уоллис выиграл его в орлянку. Другими известными игорными домами были дома Симпатяги Сэма Сюдама и Гарри Кольтона на Барклай-стрит, Хилмена на Либерти-стрит, Пэта Герна и Орландо Мура на нижнем Бродвее и дом Фрэнка Стюарта на Парк-Плейс. Герн преуспевал больше всех, однако сам был неисправимым игроком, и весь доход от его заведения быстро исчезал в игорных домах его конкурентов.

Много первоклассных увеселительных заведений, так же как и множество лотерейных домов, по слухам, принадлежало Рубену Парсону или находилось под его «крышей». Рубен в свое время был королем игорного бизнеса, которого часто называли «великим американским банкиром-фараоном». Житель Новой Англии, Парсон приехал в Нью-Йорк с несколькими тысячами долларов и намерением заняться бизнесом и вести столь же праведную жизнь, как и в своем родном городе. Но он проиграл весь капитал и был настолько впечатлен той легкостью и скоростью, с которыми потерял свои деньги, что открыл свое игорное заведение и быстро обогатился. В отличие от большинства своих приятелей Парсон был скромен и одевался неброско. Он отказался от объединения с другими воротилами игорного бизнеса и редко появлялся в своих заведениях, в управлении которыми проявил настоящий финансовый гений. Парсон никогда больше не играл.

Расцвет игорного бизнеса в Нью-Йорке пришелся на 50 – 60-е годы XIX века. «Парк-роу, Барклай– и Вэсэй-стрит представляют собой Уолл-стрит этого презренного бизнеса, – писала газета «Нью-Йорк геральд». – Игорный бизнес здесь достиг уже больших масштабов, чем в Лондоне, и весьма вероятно, что строгие меры по его ограничению, которые принимаются в Лондоне и Париже, привлекут множество жуликов из этих столиц в наш город. А вместе с наплывом мошенников можно ожидать, в свою очередь, и роста количества разбоев, грабежей и других преступлений. Эти аферисты, по сравнению с которыми жалкий вор-карманник может считаться уважаемым человеком, смешиваются с элитой нашего города. Они вальяжно гуляют по Бродвею утром, катаются в экипажах днем, бездельничают в опере вечером и мошенничают на Парк-роу и Барклай-стрит до пяти часов утра. Это самые изящные люди в городских местах отдыха».

Эти элегантные персоны предлагали в своих заведениях игру под названием «фараон», столь же популярную в те времена, как покер в наши дни. «Игра в фараон привлекает больше всего внимание нашей полиции и защитников общественной морали, – писал Джонатан Грин в своем отчете. – Фараон настолько нравится американцам, что его можно смело назвать национальной игрой... Популярность фараона в нашем городе растет на глазах. Увлекательность этой игры пленяет представителей всех общественных классов».