Его жадные объятия - Джули Беннет

Грохот вернул его к реальности. Что бы Алекса ни сделала, по звуку понятно — что‑то разбилось. Сердце сжала мысль, что она могла пораниться. Хейс побежал в комнату, которую она выбрала для ночевки. Алекса сидела на полу, а антикварный хрустальный графин его бабушки разбился на осколки.

— Не подходи. — Она потянулась за самым крупным осколком. — Лучше принеси что‑нибудь, куда можно убрать осколки. Я просто была неосторожна и толкнула комод. Мне так жаль.

Ее руки дрожали, когда она взяла очередной осколок. Хейс, тщательно следя за тем, куда наступает, пересек комнату.

— Оставь. Ты можешь пораниться.

Она шмыгнула носом, в глазах блестели слезы.

— Просто принеси мусорное ведро, чтобы я смогла все убрать.

Хейс забрал у нее три больших осколка, положил их на пол, поднял ее с пола и вышел с ней из комнаты под возмущенные протесты.

— Мы уберем позже. Ты расстроилась из‑за графина? Я даже не заходил в эту комнату, а моя мама не хотела бы, чтобы ты плакала из‑за этого.

— Я и не плакала, хотя очень жаль, что я разбила эту вещицу.

— У тебя глаза на мокром месте. Наверное, аллергия. — Он усадил ее на кровать и осмотрел ступни на предмет порезов. — Нигде не порезалась. Дай посмотрю на твои руки.

Она спрятала руки за спиной.

— С руками все в порядке. Пойду оденусь и доберусь на Джампер до главного дома.

— Не лучшая идея, милая. Низина затоплена. Помнишь место, которое я показывал тебе во время прогулки на лошадях?

Нужно отдать ей должное, она не поддалась эмоциям.

— Я хочу вернуться к сыну.

— Как долго ты бы оставалась в гостинице?

— Еще два дня. Я не могу так долго здесь находиться.

— Послушай, я не знаю, что тебя так напугало прошлой ночью, но я на тебя не давлю. Если тебя беспокоят мои ожидания, у меня их нет. Хочу ли я, чтобы на это время ты оставалась в моей постели? Конечно же, да, но не буду ни к чему тебя принуждать.

— Дело не в…

Что бы ее ни мучило, его это не должно заботить. Он не собирается взваливать на себя чужие проблемы, свои‑то с трудом выносит.

— Переоденься в свою одежду или возьми мою, мне все равно. Встретимся на кухне.

— Зачем?

— Я придумал, как нам отвлечься от неприятных мыслей. Для этого тебе лучше надеть джинсы и обувь. Встретимся через пять минут.

Через десять минут Алекса спустилась на кухню, но Хейса там не было. Что он вообще задумал? Она решила насладиться ароматным кофе. Дома редко выдается минутка для утренней чашки. По утрам она обычно готовит Мэйсона к приходу няни и старается не опоздать в школу, чтобы с улыбкой на лице встретить маленьких учеников.

— Решила сделать перерыв на кофе? — Хейс держал в руках кувалду.

— Хм, что будешь делать?

— Хочу сломать старую кухонную мебель.

Неожиданно.

— А зачем ее ломать? Ты ведь еще не придумал, какой хочешь видеть обстановку в этой комнате.

— В любом случае это нужно убрать до начала ремонта, а значит, сломать. Если учесть, что большинство комнат пустуют, найти место для посуды несложно. А микроволновку можно поставить где угодно.

У нее два выхода: попить кофе и заняться уничтожением мебели или попить кофе и продолжать беспокоиться о том, над чем она не имеет никакой власти.

В любом случае утренний эликсир жизни испить удастся.

— Давай здесь все уберем.

Через час все нужные вещи был вынесены. Поверхность тумбочек блестела.

— Хочешь первой по ним ударить или я начну?

— Я сделаю это.

Хейс достал рабочие перчатки.

— Надень их.

— Они ведь твои?

— У меня только одна пара, и я отдаю их тебе. Никаких споров.

Она задумалась. На его сильных руках были мозоли, хотя ладони с нежностью скользили по ее коже, заставляя трепетать от удовольствия. Алекса надела перчатки, отрегулировала ремешки на запястьях и взяла кувалду, удивленная тем, насколько та тяжела. Никогда раньше она не занималась сносом конструкций. До этого лишь починила свою дверь с сеткой и устранила протечку трубы в ванной комнате. Она даже гордилась тем, что кое‑что может.

— Ты готова?

— С чего бы начать?

— Да с чего угодно. Можешь крушить все подряд, кроме окон. Я хочу, чтобы здесь ничего не осталось.

Алекса замахнулась и нанесла хороший удар. По крайней мере, в ее мыслях удар был мощным, а на деле едва ли царапина осталась. Какой позор. Мистер Мускул, наверное, разнес бы эту штуковину с одного удара.

— Замахнись сильнее. Подумай о том, что расстроило тебя этим утром, встало между нами прошлой ночью, используй эти эмоции, разбей вдребезги эту тумбочку.

Мысль о несправедливости жизни — прекрасная мотивация. Мужа больше нет, малыш растет без отца, а первый мужчина, которым она заинтересовалась, оказался другом покойного супруга. Кувалда взметнулась в воздух, Алекса сильнее сжала рукоятку, ударив по тумбочке и проделав там дыру. Определенно прошлые обиды способствуют продуктивному демонтажу. Нужно что‑нибудь сломать дома, когда выдастся плохой день.

— Такими темпами я останусь без работы, разве что обломки выносить. Ударь‑ка еще раз.

Алекса снова и снова замахивалась кувалдой. Мышцы плеч и рук начали гореть. Самая лучшая терапия. Пожалуй, ей удалось бы справиться с его закрытостью, но между ними вырос очередной барьер в лице покойного мужа. Как получилось, что она не знала Хейса? Очевидно, они потеряли связь после школы, когда его командировали в другую страну. О нет. Она слышала, как муж упоминал его несколько раз, называл «ковбоем». Как иронично, то же прозвище, которое она ему дала.

— Можешь остановиться. — Алекса отступила. На коже проступил пот, топ прилип к телу. Она опустила кувалду и прислонила рукоятку к бедру. Тело определенно будет ломить утром после такой тренировки.

— Чувствуешь себя лучше?

Она увидела улыбку на лице Хейса. Впервые столько эмоций, кроме того времени, когда они голыми лежали в постели.

— Я вспотела, и у меня все болит. Но это было классно.

Хейс засмеялся и подошел к ней.

— Может, мне тоже выпустить пар?

Алекса отошла дальше, чтобы в нее не летели щепки, но достаточно близко, чтобы насладиться видом его мышц. Они сокращались и выпирали, когда он размахивал кувалдой, выпуская переживания. Вскоре кухонная мебель и раковина были полностью уничтожены.

— Что ж, на это понадобилось времени меньше, чем я думал.

— А как насчет другой стены?