Все золото мира - Джанис Мейнард

На Пирса накатила невообразимая ярость.

– Что ты сделала? Что ты, черт побери, сделала?

Он услышал, как испуганно охнула Никки. Казалось, Гертруда не дышит, ее кожа была желтоватой, а щеки впалыми.

– Я делала искусственное дыхание. Я действовала профессионально и спокойно. Я знала, что следует делать. Но ребенок был мертв. Он уже холодел. Я собиралась пойти к твоим родителям и сказать им, что их драгоценный ребенок, которого они так страстно хотели, умер. Но я не могла так поступить. Не могла этого сделать. Позже я поняла, что пребывала в шоке, но в тот момент у меня был кристально чистый ум. У пары, которая находилась в палате рядом с палатой твоей матери, родились близнецы. Они даже не знали, что у них родятся близнецы. Тогда еще не делали УЗИ. И далеко не редкость, что один близнец «прячется» за другого, поэтому слышно сердцебиение только одного плода.

Пирс покачал головой:

– Нет, нет, нет. – Ему казалось, что он смотрит фильм ужасов.

Гертруда монотонно продолжала:

– Я спросила себя… Почему у них должно быть два здоровых ребенка, а у твоих родителей ни одного? Я посмотрела результаты анализов. У мальчиков были разные группы крови, потому что они родились разнояйцевыми близнецами. Все было решено мгновенно. Я переложила младенцев в кроватках, поменяла им браслеты на руках, сообщила о смерти ребенка и вызвала капеллана к паре, которая якобы потеряла малыша.

– Но не к моим родителям.

– Нет. Их ребенок был жив и здоров. Мальчик твоей матери родился с неоперабельным пороком сердца. Он мог умереть еще в утробе, но прожил примерно два часа.

Пирсу казалось, он разрывается на части. Ему хотелось придушить Гертруду. Видение оказалось настолько реальным, что он ужаснулся. Он не понимал, как сильно дрожит, пока не почувствовал, что его обнимает Никки.

Она бормотала слова утешения, прижимаясь лицом к его груди.

Он машинально обнял ее в ответ, не вполне понимая, что происходит. Его мать обожает эту злую старую ведьму, а он хочет ее убить. Пирс вздрогнул. Нет, он не тронет ее и пальцем. Но как ему унять невыносимую злобу? Как он теперь будет жить? Боже, что ему делать?

Внезапно его осенило: он не задал самый важный вопрос.

– Кто мои родители?! – крикнул он, тряхнув кровать. – Кто они?

Дважды моргнув, его бабушка ответила:

– Винсент и Долорес Волфф.

Никки смотрела в лицо Пирса, понимая, что сейчас он не способен рассуждать здраво. Она взяла его под руку:

– Мы должны идти. Вернемся, когда ты все хорошенько обдумаешь.

Пирс сбросил ее руку.

– Я сюда не вернусь, – произнес он. – С меня хватит.

Его зрачки расширились, он глубоко дышал, словно пробежал марафон.

Неизвестно, кто выглядел хуже: Пирс или его двоюродная бабушка. Гертруда выглядела обессиленной, казалось, она не понимала, где находится.

Никки потянула Пирса к двери.

– Мы возвращаемся в отель, – властно сказала она. – Пойдем со мной.

Удивительно, но Пирс последовал за ней. Ему хотелось убраться куда-нибудь подальше, чтобы прийти в себя. Никки повела его как слепого, молясь о том, чтобы он не устроил истерику в общественном месте.

Она беспокоилась о Гертруде. Однако старуха подключена к мониторам, поэтому медперсонал сразу заметит, если ей станет хуже.

Как только они подошли к машине, Никки взяла у Пирса ключи и усадила его на пассажирское сиденье. В отеле персонал смотрел на них довольно странно, но никто ничего не сказал.

Наконец они подошли к номеру Пирса.

– Отдай мне свой бумажник, – сказала Никки.

Пирс посмотрел на нее безучастно, поэтому она достала из сумочки карточку-ключ от собственного номера, открыла дверь, и они прошли в номер Пирса через смежную дверь.

Усадив Пирса в кресло, она налила ему стакан воды. Он вспотел, его кожа казалась серой, несмотря на загар.

– Что я им скажу? – уныло спросил он. – Как я сообщу им, что их ребенок умер?

Никки присела перед ним, положив руки ему на колени:

– Ты по-прежнему их сын, Пирс. Они не потеряют тебя.

Ее слова не разогнали охвативший его туман боли и страданий. У Никки сдавило горло, она с трудом сдерживала слезы. Чувствуя себя беспомощной, одинокой и совершенно не способной облегчить его страдания, она мерила шагами номер, пока Пирс сидел неподвижно, словно статуя.

Когда у нее устали ноги, она присела на стул напротив Пирса. Прошел час. Никки тихо заговорила с ним и в конце концов убедила лечь в постель. Она вывесила на двери номера табличку «Не беспокоить», задернула шторы, прилегла рядом с Пирсом и уснула.

Пирс открыл глаза и уставился в потолок. Сердце у него разрывалось, а голова была странно пустой. Он не мог вспомнить, где находится. Он сел на кровати, увидел Никки, и тут на него обрушились воспоминания. Он стиснул зубы, чтобы не заорать. Он уже выставил себя дураком перед Никки. Она возилась с ним как с ребенком.

Пирс чувствовал физическую слабость, его мысли путались, будто он попал в автомобильную аварию и получил травму головы. Однажды так и было. Он был без сознания почти двое суток. Родители не отходили от его постели, пока он не пришел в себя. Его родители. Вырастившие его мужчина и женщина. Но нет, они не его родители. Их ребенок мертв.

Внезапно ему остро захотелось ощутить чужое тепло, и он взял Никки за руку. Она спала, положив другую руку под щеку. Она была одета и выглядела уставшей.

Держа Никки за руку, Пирс сидел в полутемной комнате и пытался составить план действий. Он взрослый мужчина. У него собственный бизнес. Он привык принимать решения. Есть множество людей, которые ему доверяют.

Казалось, кто-то щелкнул переключателем в его мозгу. Что он станет теперь делать? Поехать ли ему домой? В больницу к Гертруде ему возвращаться не хотелось. При одной мысли об этом он переполнялся отвращением. Может, другой простил бы старуху за то, что случилось. Но Пирс не может ее простить. Некоторые грехи слишком отвратительны.

Постепенно он понял, как должен действовать. Даже если сейчас он выбит из колеи, он не заставит Никки разделять с ним его проблемы. Он мужчина. И пора уже вести себя по-мужски.

Собрав все силы, он встал с постели, взял одежду из чемодана и, спотыкаясь, пошел в ванную комнату. Он тихо закрыл дверь, не желая будить Никки. Каждый раз, когда она смотрела на него большими серо-голубыми глазами, он чувствовал себя уязвимым. А сейчас он должен быть сильным.

Принимая душ, он словно старался смыть больничное зловоние и надоедливые воспоминания. Пирс надел единственную чистую рубашку – ярко-желтую с синими полосками. Увидев себя в зеркале, он вздрогнул. Сейчас ему больше подошла бы похоронная одежда – мрачная и темная, под стать его настроению.