Год порно - Илья Мамаев-Найлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жесть, сказал Игорь, зайдя на следующий день после инцидента. Ты вчера рили попутал.
Ага, кринж.
Время от времени Игорь вспоминал о надвигающемся отъезде дочери и начинал быстро говорить либо, наоборот, замолкал. Сначала Марку казалось, что это такая вот отцовская любовь, переживание за дочь, но потом понял, что к чему. Игорь никогда не был женат, Лиза появилась по неосторожности — ее мамы в первую очередь, которая уже тогда не могла не заметить застрявшую в теле Игоря войну. Война торчала из него и тут, и там, но никто будто не видел. Может, это Лизиной маме и понравилось. Она ведь и мамой тогда не была, просто девушкой, которая жила с Игорем и войной в одном дворе. А став мамой, взглянула на ситуацию иначе.
Сбежала от меня, сказал Игорь.
Девочку ему как-то удалось оставить при себе. Он одаривал ее игрушечными лошадьми, детскими платьями, колпаками фей и пластмассовыми автоматами. Купил ей дворец, игрушечный розовый домик в несколько этажей, стена которого открывалась, как дверь, и можно было наблюдать за жизнью его обитателей. В то время Игорь носил во внутреннем кармане пару чекушек. К концу дня их уже не хватало, и он оказывался в какой-нибудь наливайке или в гостях. Он подходил к людям и задавал вопросы, которые их смущали и злили. Улицы, здания, небо — все расплывалось, вертелось и громыхало. Возвращаясь домой, он заходил проверить Лизу. Ее комната казалась Игорю каким-то другим миром, наивным и невозможным. Все на своих местах, даже если бардак. Он подолгу там сидел и, если дочка спала, плакал.
Игорь перепробовал кучу разных способов завязать с алкоголем, от кодирования до заговора моркинской знахарки. Что ему в итоге помогло — непонятно, но вот уже десять лет он не пил, значит, ни капельки. Они с Лизой стали раз в год ездить на море. Садились в машину, включали радио и ехали по убитым трассам, представляя, что будут делать, когда окажутся на берегу.
Море часто мерещилось дочке на горизонте. Она кричала, что вот оно, она его видит, осталось совсем чуть-чуть, хотя они проезжали еще только Воронеж или Ростов. Когда же море действительно показывалось впереди, Игоря обволакивало теплом. Шея, спина, ноги — все, что затекло за тысячу километров пути и мучило Игоря, сразу же расслаблялось и оставалось далеко позади. Они останавливались на первом же съезде к морю, и дочка выбегала его потрогать, а потом отправлялась на поиски ракушек и других интересных вещиц, вымываемых волнами. Игорь же садился на берег, жмурясь от солнца, и просто отдыхал под шум волн и крики чаек.
Там же они устраивали рыцарские бои — находили обглоданные морем ветки и сражались ими, пока у дочки сохранялся интерес, а у Игоря силы. Во время одного из таких боев она и заехала ему по пальцу, который пришлось отрезать в местной больнице. Намекая на заслуженный презент, хирург научил Игоря относиться к жизни реалистичнее и в то же время позитивнее.
Видеть, значит, стакан наполовину пустым, но помнить, что могло быть и меньше.
А я ведь мог просто кисть отрезать, продолжал намекать хирург. Так было бы проще.
Лизе нравилось подглядывать в окна чужих домов, и она искренне не понимала, почему папа так злится, когда она так делает.
Это не твой дом, говорил он ей.
Но я ведь приньсеса.
Ее взгляд был полон доверия и любви. Игорю становилось от него тепло. Никто никогда так на него не смотрел. Он был готов на что угодно, лишь бы Лиза всегда видела то, что видит сейчас. Тогда и сам Игорь видел мир как комнату. Подносил оставшиеся пальцы к небу на горизонте и проверял, не отходит ли уголок обоев.
Со временем дочка начала закрываться у себя, не выходила встречать и провожать. Дворец переехал на балкон в его спальне. Лиза перестала понимать отца. Или он разучился говорить. В любом случае теперь их общение заключалось в том, что Игорь объяснял ей, как устроен настоящий мир, и срывался, кричал, потому что она отказывалась слушать. Лиза уходила к себе и ревела. Бывало, не вставала с кровати целыми днями. Если Игорь пробивался к ней в комнату, дочь отворачивалась к стенке и укутывалась с головой в одеяло. Оно либо замирало, либо дергалось от ее всхлипываний. Игорь водил по нему рукой, и оно шуршало, как спокойное ночное море.
Вот такой сарказм, говорил Игорь, и Марк его поправлял.
В моменты просветления Игорь извинялся и плакал прямо при дочери, отчего ей, казалось, становилось только хуже. Однажды, сидя под ее дверью, Игорь подслушал, как она говорит по телефону с мамой.
Я боюсь его, мам. Он монстр.
Монстр, повторила она, когда мама, видимо, попыталась ее переубедить.
Я что, монстр, Марк?
Откуда мне знать.
Я ей ни разу ничего плохого не сделал. Все ради нее. Всю жизнь.
Марк не ответил, и Игорь накричал на него. Это и правда было страшно. В нем исчезало что-то, что делает человека человеком.
Он как Люпин, писал Марк Коле. Как Люпин в полнолуние.
Игорь пришел на следующий день и извинился. Потом это повторилось. И снова. Марк почитал об этом в интернете и поставил Игорю диагноз: ПТСР. Когда выпала возможность, он сообщил о нем Игорю. Тот сначала посмеялся, а потом стал гнать на Марка, мол, что он, переводчик порно, вообще знает.
Не только у вас такие проблемы, продолжил Марк. Есть союз ветеранов в ВК. Там могут помочь.
После этого Марк долго его не видел. Из интереса он однажды зашел в ту группу и обнаружил Игоря в числе участников. Марк долго смотрел на этот список, листал записи сообщества, воображая Игоря на всех этих общих созвонах и лекциях. Кто знает, может, Игорь и правда попробовал что-то изменить.
Несколько лет спустя они встретились на пешеходном переходе между бульваром Чавайна и Парком культуры. Горел красный, и Марк заметил на другой стороне Игоря в компании нескольких мужчин. Они громко разговаривали и смеялись. Игорь узнал Марка, когда уже загорелся зеленый, и они выдвинулись навстречу друг другу. Кажется, он хотел что-то сказать, что-то вроде: ничего себе, ты, значит, в городе. Но вокруг были люди, так что Марк с Игорем только пожали руки, улыбнулись и разошлись.
Завершив смену, Марк