Звездный час любви - Кара Колтер

«Проблема», – напомнила она себе. Сначала она ничего не могла придумать, но потом вспомнила.

– Мороженое!

– Хм? – Он сделал то, что так хотела сделать Энжи: провел рукой по мокрым волосам. Капли воды, скатившись по виску, потекли по щеке на подбородок.

– Дело в том, что вы вычеркнули его из списка, но я все равно его купила.

– Почему-то меня это не удивляет, – полным иронии голосом произнес Джефферсон.

– Ваш холодильник не сможет уберечь его от таяния.

– Да, не сможет.

– В этом и проблема. Нам придется съесть его прямо сейчас. Полностью.

– Похоже, у нас довольно забавная проблема.

– И поскольку вы сказали, что не любите шоколадное, я купила два разных. С темным шоколадом для себя, а вам другое. Попыталась угадать, что вам нравится.

– И?..

– Карамель с солью.

– Я должен был догадаться. Интересно, что заставило вас, глядя на меня, выбрать карамель с солью?

– Соединение противоположностей. Сочетание сладкого с соленым.

– Не обманывайтесь. Во мне нет ничего сладкого.

Но Энжи уже знала, что это ложь. Помнила, каким нежным он был прошлой ночью. Как старался сделать дорогу до Энслоу приятной и увлекательной. Однако она решила немного поиграть с ним.

– Там были карамель с солью и ореховое.

Его губы изогнулись, он засмеялся. Вроде бы нехотя, но это не могло испортить ей удовольствие.

– Я надеюсь, карамель с солью вам понравится. Очень надеюсь. Ведь придется съесть целый лоток.

– Нельзя сказать, что прямо-таки должен.

– Только сумасшедший способен дать мороженому растаять. А на такой жаре оно долго не протянет даже в холодильнике.

Почувствовав, что напряжение между ними спало, Энжи спустилась в каюту и принесла два лотка с мороженым. Джефферсон держал швейцарский складной армейский нож. Поколдовав над ним, он извлек ложку.

– Придется, есть по очереди. У нас только одна ложка.

Шторм ничто по сравнению с опасностью делить с ним ложку. В непринужденности, возникшей между ними, крылось что-то еще. Что-то чувственное и непредсказуемое, как гроза.

Джефферсон жестом указал на скамью на корме. Потом сел туда и похлопал по месту рядом с собой. Энжи уселась так, чтобы не касаться его, но достаточно близко, чтобы чувствовать тепло, шедшее от его мокрой футболки. Отложив один лоток на скамью, другой поставила себе на колени и, сняв крышку, взглянула на темную шоколадную массу такого же цвета, как волосы Джефферсона.

– Оно уже начало таять.

– Значит, это не терпит отлагательств.

Взглянув на него, Энжи поняла, что он ее дразнит. Всякая неловкость окончательно исчезла.

Джефферсон сунул в лоток ложку и, вынув ее полной полурастаявшего мороженого, протянул ей. Она потянулась вперед и, глядя ему в глаза, обхватила ложку губами. Не отрывая от нее глаз, он снова погрузил ложку в шоколадную массу, высунув язык, чтобы слизнуть мороженое. Чересчур сексуально. Джефферсон снова зачерпнул мороженое и протянул ей. Сжимая губами ложку, Энжи подумала, что всего секунду назад ее касались его губы, и медленно, очень медленно слизнула мороженое. Потом снова настала его очередь. Их глаза встретились и, слизывая мороженое, Джефферсон сделал какое-то особенное движение языком. Она не отставала от него, и, когда пришла ее очередь, в точности повторила движение. У Джефферсона вырвался легкий вздох удивления.

Пользоваться одной ложкой оказалось почти таким же чувственным занятием, как целоваться. Энжи остро ощущала его близость, видела его ставшую полупрозрачной от воды футболку, блеск глаз, мускулистые ноги, длинные сильные пальцы, подносившие ложку к ее губам.

– Что бы вы сказали про это мороженое? Темный шоколад – это вы?

Она чуть не подавилась.

– В каком смысле?

– Сладкий, но на удивление глубокий вкус с оттенком таинственности.

Неужели он заигрывает с ней?

– Вам бы сочинять тексты для этикеток на мороженом.

– Нет, теперь ваша очередь. – Джефферсон взял второй лоток, снял крышку, зачерпнул мороженое и дал попробовать Энжи. – Что скажете? Что бы вы написали на этикетке?

– Тонкий, чувственный вкус с оттенком соли. – Неужели она отвечает на его заигрывания?

Он зачерпнул еще, медленно распробовал, перекатывая на языке, как если бы дегустировал вино.

– Оно мне нравится, но, – он сунул ложку в лоток с шоколадным мороженым, потом в лоток с карамельным, – интересно, что будет, если смешать такие разные вкусы.

Что он имел в виду? Мороженое? Или он флиртовал с ней? Как бы там ни было, Энжи это нравилось и хотелось, чтобы это не кончалось. Глядя ему в глаза, она слизнула мороженое с ложки. Ощущение было острым почти до боли. Не вытерпев, она закрыла глаза, а когда открыла, увидела, как губы Джефферсона смыкаются, обхватив полную ложку смеси.

– В таком сочетании это просто амброзия.

– Каков буквальный смысл слова амброзия?

– Пища богов.

– Значит, так и назовем новый вид мороженого. Амброзия.

Амброзия. В этом слове для Энжи слились не только еда, но свежесть воздуха, тишина бухты на фоне бушующего шторма и едва заметное ощущение опасности, повисшее между ними.

Они ели до тех пор, пока не поняли, что не в состоянии проглотить больше ни капли, и отставили лотки в сторону. Озеро продолжало штормить. Катер тихо покачивался на спокойной воде бухты, а за ее пределами, вздымаясь шапками белой пены, бушевали волны, по-прежнему большие и мощные, как во время грозы. Ветер все так же угрожающе завывал.

Энжи поежилась, то ли от холода, то ли от обилия съеденного, то ли еще от чего-то. Джефферсон принес покрывало из каюты. Оно оказалось только одно. Набросив его на плечи им обоим, он туго стянул его спереди. Энжи окутало тепло. Они походили на двух моряков на необитаемом острове, и ей это нравилось. На озеро спустился вечер, и в чернильной темноте неба одна за другой начали зажигаться звезды. Поездка за продуктами на катере определенно стала самым романтическим приключением за всю ее жизнь. Энжи так остро ощущала все происходящее: ветер, тепло, исходившее от Джефферсона, его сильное плечо под покрывалом и вкус мороженого на губах. И еще она чувствовала, что все его внимание обращено не на беспокойные воды озера, а на нее.

– Что? – спросила она шепотом.

– Просто пытаюсь понять, что с вами произошло?

– В самом деле?

– Да. Мне совершенно ясно, что в вас нет робости, вы смелая женщина. И потому хочется знать, что вас так напугало.

– Утром вас это не интересовало.

– Интересовало. Я просто не хотел, чтобы вы знали, что меня это интересует.