Песталоцци. Воспитатель человечества - Андрей Маркович Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ганс Якоб Шульт слыл в городе благочестивым господином, регулярно ходил в церковь, к тому же — занимал высокий пост в гильдии купцов Цюриха. О его сомнительном бизнесе, видимо, догадывались многие, но благочестивый глава семейства оставался вне подозрений.
Мать Анны, тоже — Анна, в девичестве Хольцхальб, вела домашнее хозяйство и помогала мужу в бизнесе, когда он отлучался по делам гильдии. Анна Шульт-Хольцхальб родила мужу шестерых детей, четверо из которых умерли в младенчестве.
Анна росла в атмосфере спокойствия и достатка. Жизнь текла размеренно и тихо. Ее воспитывали с любовью и весьма свободно, что позволило подросшей Анне существовать довольно вольно, не отчитываясь перед родителями за каждый выход из дома.
Девушка рано научилась читать и с упоением проглатывала те же книги, которыми зачитывался Песталоцци. Книги были ее главным развлечением в детстве. Когда же она немного подросла, начала помогать родителям в пекарне и кондитерской, но эта деятельность ее не сильно увлекала.
Книги призывали ее жить интересно, с пользой для себя и других. Одни произведения походили на наставников, которые учили уму-разуму. Но были и иные, в которых красивые люди вели напряженную и очень наполненную жизнь.
Мир книг был манящий, но пугающий, придуманный, какой-то чужой. Прекрасный для того, чтобы в него окунуться. И совершенно невозможный для того, чтобы в нем жить.
А жить напряженной жизнью хотелось.
Как Анна узнала о «Гельветическом обществе», неизвестно. Можно, разумеется, придумать историю о том, как какой-нибудь молодой человек заглянул в кондитерскую, увидел Анну и пригласил ее в революцию.
Может, так и было, а может нет — об этом история умалчивает. Но так или иначе, Анна попала в совершенно иной, неведомый ей мир, в котором люди с горящими глазами говорили о том, о чем Анна даже думать стеснялась.
Встречи в «Гельветическом обществе» произвели на Анну ошеломляющее впечатление. Девушка из купеческой семьи, выходящая за порог своего дома разве лишь для того, чтобы погулять по улицам и помечтать, вдруг оказалась в обществе, где страстно и эмоционально рассуждали о народе, о свободе, о будущем страны.
Кто такой «народ» и почему он так важен? Что такое «свобода» и почему она столь необходима? Почему будущее — это то, за что надо бороться, ведь оно всяко и так настанет?
Наверное, Анна задавала себе эти вопросы, впервые понимая, что мир шире, противоречивее и, главное, интереснее, чем ей до сих пор казалось.
Вместе со всеми она вслух читала «Эмиля» Руссо и удивлялась тому, что воспитывать можно не просто так (как было в ее доме и в тысячах других семей), но следуя некоей системе. И что система эта настолько понятна и проста, что ее вполне можно использовать в воспитании будущего собственного ребенка, дабы образовать из него честного человека и настоящего гражданина.
О том, что из детей можно воспитывать граждан, Анна Шульт впервые узнала в «Гельветическом обществе». И там же впервые всерьез задумалась о том, что у нее тоже будут дети.
Эти мысли пришли к ней в голову, когда она влюбилась в Иоганна Каспара Блунчи — всеобщего любимца, по прозвищу Менальк.
До того как попасть в «Гельветическое общество», Анна жила довольно замкнуто, и, судя по всему, Менальк был первой любовью 27-летней женщины.
Роман едва начался, Анна еще не успела как следует привыкнуть к тому, что у нее теперь есть кавалер, как истощенный аскезой Менальк заболел. Очень быстро выяснилось, что болезнь неизлечима.
Первая любовь, которая должна быть красива, ярка и романтична, отныне будет ассоциироваться у Анны с кормлением суженого с ложечки и с другими, вовсе не романтическими и весьма, увы, физиологическими подробностями жизни человека, мучительно расстающегося с жизнью.
Но, главное, из-за чего она страдала и с чем, казалось, было невозможно смириться: чувство невозвратности потери. Первая любовь, едва вспыхнув и не успев как следует разгореться, — угасла.
У постели умирающего любимого она впервые разглядела Иоганна Генриха Песталоцци.
Здесь опять можно включить фантазию романиста, и давай строчить про то, что Песталоцци ей сразу не понравился — так будет интереснее. Или, наоборот, понравился — так будет оригинальнее. Однако доподлинно сие неизвестно.
Молодой человек и девушка — у постели умирающего друга. Оба искренне любят его. Оба страдают от его мучений. Оба заняты одним: облегчить страдания умирающему.
Но любовь, как известно, сильнее смерти. И молодые люди вглядываются друг в друга, чуть пристальнее, чем подобает ситуации. И случайные прикосновения вызывают дрожь…
Как, когда возникает любовь?
Кто разберет? Кто ответить на этот вечный вопрос? Да и существует ли ответ?
Как писал Булат Окуджава в прошлом веке: «Но, знаешь, хоть Бога к себе призови, / Разве можно понять что-нибудь в любви?»
Они вместе хоронят Каспара. Вместе сидят в кабачке, оплакивая так несправедливо рано ушедшего товарища.
Впервые влюбившись, Песталоцци понимает: у него нет никаких шансов. Анна богата — он беден. Анна красива — Песталоцци всегда считал себя уродом. Наконец, Анна старше на восемь лет. Когда тебе — 19, а твоей избраннице 27, эта временнáя дистанция представляется трагически непреодолимой.
Все логично. Все правильно. Кроме одного: Песталоцци понимает, что постоянно хочет видеть Анну, быть рядом, разговаривать.
Наш герой — человек темпераментный, чтобы не сказать несдержанный. Легко представить, как разрывалась его душа от ощущения абсолютной невыполнимости этих терзающих душу желаний.
И тогда он находит выход. Встречаться? Невозможно. Мало того что этому мешает куча комплексов, но как он может назначить свидание той, которая только что потеряла любимого?
Но ведь есть возможность писать! Не верящий в свою мужскую привлекательность, да и вообще всю жизнь не особо верящий в себя Песталоцци из всех своих талантов благосклоннее всего относился именно к эпистолярному. Даже некоторые свои в свою пору очень знаменитые статьи и книги он пишет в виде писем. Так ему легче общаться с миром.
Поначалу он пишет Анне не потому, что жаждет ее добиться. В это он искренно не верит. Пишет потому, что больше не может жить без этого общения, пусть даже эпистолярного.
В период между 1767 и 1769 годом молодые люди обменялись… Внимание! Прочитайте эти числа внимательно! Итак, они обменялись 468 письмами, что составляет в общей сложности 650 страниц. По объему это не просто большой — огромный литературный роман.
Обратите внимание: такую переписку затеяли не люди, находящиеся далеко друг от