Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

– И вы здесь работаете?

– На общественных началах. На полный рабочий день не выхожу, я инвалид, но не могу же я круглые сутки сидеть дома, правда? – Это не был вопрос, скорее утверждение. Однако тут разговор ни о чем для Джудит Герольд закончился. – Вы пришли сюда не ради вкусной еды, так ведь?

– Почему вы не рассказали нам, что Роза Беннингхофф уволилась с работы?

Джудит Герольд опустила тарелку, рука с вилкой застыла на полпути ко рту.

– Уволилась? Но… почему?

– Вы об этом не знали? Мне казалось, что вы как подруги должны были поговорить об этом.

– Я тоже так думаю… – Женщина отставила полупустую тарелку в сторону. – Я видела, что она хочет перемен. Она сделалась беспокойной. Но об увольнении я ничего не знала. – Джудит сглотнула слюну. – Похоже, она собиралась уехать из города. Она всегда уезжала из города, если он ей больше не подходил. Я потеряла бы ее так или иначе. Почему она ничего не сказала, черт возьми?

Она поджала губы. Элли с трудом могла понять, что это значило для нее – быть обманутой и довериться во второй раз.

– Покинуть город? Значит, она не впервые уезжала?

– Она никогда не задерживалась долго на одном месте. Когда она переехала сюда, Мюнхен стал для нее уже девятым местом жительства – новый большой город. Роза рассказывала об этом так, словно этим можно было гордиться.

Элли промолчала: ей как раз недавно удалось перебраться из Верхнего Пфальца в столицу земли – Мюнхен. Эта идея – в новом городе всякий раз начинать жизнь по-новому – показалась ей привлекательной. Только бы подальше от баварской зимы.

– Теперь я понимаю, что она готовилась отсюда сбежать, – произнесла Джудит Герольд. – Иногда такое чувствуешь.

– Что именно?

– У Розы вдруг не осталось времени, она даже перестала заботиться о своем приемном сыне.

– Оливере Баптисте? – Элли внезапно осознала: Джудит Герольд не могла знать, что они задержали мальчика. – Он часто навещал ее?

– Она была ему как мать. Роза поддерживала его, кормила после школы. Он больше любил бывать у нее, чем дома. И неудивительно, при таком-то отце.

– И даже после того, как их отношения прекратились?

– Конечно. Роза несколько лет жила с его отцом. Но ребенка просто так не оттолкнешь, если отношения закончились, правда?

Это была одна из причин, по которой Элли не хотела заводить детей. Когда появится ребенок, то от бывшего больше не сбежишь. Она и другой зарок себе дала: обходить мужчин с детьми десятой дорогой. В конце концов это чудо устроится у тебя на кухне, а ты должна будешь готовить ему какао.

– Расскажите мне про Оливера.

Джудит Герольд покачала головой:

– Тут почти не о чем рассказывать. Тихий ребенок, сразу замыкался в себе, когда я приходила. – Она выпрямилась, словно хотела сейчас же вскочить. – Мне нужно идти работать.

– Вы что-нибудь знаете о Баптисте-старшем? – спросила Элли.

– Я его избегала, он был ее проблемой, а не моей.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «ее проблемой»?

– Они ведь расстались, не так ли?

– А почему? Из-за чего эти отношения пришлось прекратить?

Джудит Герольд принялась теребить фартук.

– Понятия не имею. Об этом вы должны сами у него спросить.

– Госпожа Герольд, – произнесла Элли строже, чем собиралась, – вы были лучшей подругой госпожи Беннингхофф. Вы ведь обсуждали с ней эти отношения. Если вы что-то знаете о господине Баптисте, то обязаны нам сообщить.

– Я ничего о нем не знаю. Мне нужно что-то выдумать? – Джудит встала, выпрямила ноги и помассировала колено. – Очень жаль, но я больше не могу сидеть, мне нужно все время двигаться. Надеюсь, я хоть чем-нибудь вам помогла.

– У вас будет время завтра в первой половине дня, чтобы прийти к нам и подписать протокол?

Джудит Герольд на миг застыла.

– Конечно, – наконец ответила она.

Элли, стуча каблуками, поднялась по лестнице. Новых ответов она не получила – лишь новые вопросы.

Например, о чем умолчала Джудит Герольд, говоря о Баптисте. И почему она так заторопилась.

Одинокая снежинка залетела под навес и, подхваченная восходящим потоком воздуха из вентиляционной шахты, сделала круг почета возле сигареты Вехтера, прежде чем залететь ему за шиворот и растаять под воротником. Он шлепнул себя по шее, будто это был комар. Снег словно намеренно вытворял такие штуки.

Конечно, они не стали ждать до завтра, чтобы поговорить с Оливером. Они еще раз наведались в больницу, собираясь провести допрос без соглядатаев. Вехтер думал, что они сразу же смогут приступить, но по дороге в больницу Ханнес рассказал о своей проблеме с Целлером и постепенно успокоился только сейчас, после третьей сигареты.

Вехтер не удивился жалобе в порядке служебного надзора – он ее ждал. Это было только начало. Он лишь думал, что сперва попытаются запугать его самого, чтобы отступился человек, который руководит расследованием. Но, наверное, в этом-то и состояла стратегия Баптиста: вырвать самого слабого из стада и изолировать. Нет, Ханнес не был слабым, напротив. Баптист никогда не стал бы так недооценивать Ханнеса, он был слишком хитер. Нужно подождать, пока Баптист не устроит какую-нибудь дымовую завесу или применит оружие потяжелее.

– Он всего лишь пускает пыль в глаза, Ханнес, – сказал он. Вехтер просто подумал вслух: первый признак того, что он становится странным.

– Без паники. Я не из пугливых. – Голос Ханнеса почти срывался.

Беременная женщина и мужчина с трубками возле носа и кислородным прибором дыхания взглянули на их сигареты.

– Тс-с-с, не так громко, люди же смотрят, – шикнул Вехтер.

– Как мы будем продолжать расследование? – спросил Ханнес в сотый раз.

– Как обычно, – ответил Вехтер в сотый раз. Он понизил голос.

Пожилая дама на ходунках подошла к месту для курения, объехала со скрипом двоих полицейских и выпустила облако дыма.

– И поэтому мы сейчас приступим к работе. Ты успокоишься, и мы нанесем визит Оливеру Баптисту.

Входя в клинику, Вехтер придержал дверь. Ему показалось, что пожилая дама тихонько произнесла: «Жаль».

– Ты же не веришь в то, что мальчик сегодня заговорит, – сказал Ханнес.

Вехтер что-то пробормотал себе под нос. За несколько секунд больничный воздух окутал Вехтера, словно жесткая пленка, каждый шаг давался с большим напряжением. Неудивительно, что люди в таких местах не становятся здоровее.

Но мысли у него были такие же, как у Ханнеса. Если Оливер Баптист сегодня не заговорит, их шансы выбить из него показания будут стремиться к нулю. Мальчик исчезнет за стенами виллы Баптиста. Под охраной армии юристов и консультантов его воспоминания об убийстве будут все больше превращаться в то, что станут ему нашептывать адвокаты и отец.