Нет блага на войне - Марк Солонин

С юга — немцы, в 30–60 км к северу от города — финны, на западе — Финский залив, который Краснознаменный Балтийский флот отдал противнику без боя. Но есть же еще одна, четвертая, сторона света — восток. На востоке было более 60 км свободного от противника берега Ладожского озера. Если проложить маршрут транспортных караванов по кратчайшему расстоянию (через т. н. «шлиссельбургскую губу»), то до «Большой земли» (портовый поселок Кобона) было не более 30 км водного пространства. Если же идти в Новую Ладогу (город и порт у впадения реки Волхов в Ладожское озеро), то наберутся все 100 км. В любом случае даже самая тихоходная «посудина», ползущая с черепашьей скоростью в 5 узлов, могла дойти от западного, «ленинградского», берега Ладожского озера до Новой Ладоги за 11–12 часов (т. е. в течение одной осенней ночи, тьма которой лучше любой ПВО защищала движущееся судно от вражеской авиации). Если это называется «блокада», то тогда надо признать, что Англия и Япония в условиях гораздо худшей «блокады» провоевали всю войну. И по сей день живут, причем припеваючи.

Дальнейшее обсуждение событий и вызванные этим обсуждением вопросы имеют смысл лишь в рамках представления о том, что советское руководство и лично «эффективный менеджер» стремились к тому, чтобы обеспечить выживание жителей Ленинграда. Стремились по меньшей мере с той же настойчивостью, с которой американцы и англичане спасали от голодной смерти жителей чужого (а еще совсем недавно — вражеского) для них города. Вне этого допущения и спорить-то не о чем…

Уместно ли такое допущение? Соответствует ли оно исторической правде? Бог весть. Академик Лихачев, человек заслуженный и всеми уважаемый, да к тому же и переживший блокаду лично, в своих воспоминаниях пишет:

«А между тем из Ленинграда ускоренно вывозилось продовольствие и не делалось никаких попыток его рассредоточить, как это сделали англичане в Лондоне. Немцы готовились к блокаде города, а мы — к его сдаче немцам. Эвакуация продовольствия из Ленинграда прекратилась только тогда, когда немцы перерезали все железные дороги».

Никаких документальных подтверждений того, что продовольствие из обреченного города вывозилось (а не завозилось), Лихачев не приводит, впрочем, мемуары и не претендуют на роль научного исследования.

В научном исследовании (Д.В. Павлов. «Ленинград в блокаде». — М.: Воениздат, 1958 г.), да еще и изданном в самые что ни на есть советские времена, читаем:

«Главное управление сахарной промышленности, находившееся в Москве, прислало в середине сентября 1941 года телеграмму ленинградской конторе «Сахаросбыта» с требованием отгрузить несколько вагонов сахару из Ленинграда в Вологду, хотя с 8 сентября Ленинград был уже блокирован».

Автор приводит этот факт в качестве курьезного примера «несвоевременной осведомленности людей». Я же предлагаю обратить внимание на направление предписанного перемещения высококалорийного продукта. А если бы немцы не перерезали дороги — так бы и вывезли сахар в Вологду? И только ли сахар?

Предположение о том, что из предблокадного Ленинграда вывозились продукты, кажется абсурдным и кощунственным — но лишь на первый и к тому же изрядноно затуманенный общеобязательной патетикой взгляд. По здравому размышлению, речь идет лишь о частном случае выполнения общего указания товарища Сталина:

«Не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего. Колхозники должны угонять весь скот, хлеб сдавать под сохранность государственным органам для вывозки его в тыловые районы. Все ценное имущество, в том числе цветные металлы, хлеб и горючее, которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться».

Заметьте — про эвакуацию населения с территорий, на которых не должно быть оставлено «ни килограмма хлеба», не сказано ничего. Вот если бы Гитлер и солдаты вермахта были людоедами в самом прямом смысле слова — тогда бы старина Джо, возможно, распорядился «угонять всех жителей в тыл». А так — только скот.

Тем не менее, руководствуясь незыблемым принципом презумпции невиновности (по-русски это звучит «не пойман — не вор»), будем в дальнейшем изложении исходить из того, что «партия и правительство, Ставка, ГКО и лично тов. Сталин делали все возможное для спасения Ленинграда». А поскольку спасти всех, как известно, не удалось, то вполне оправданным будет вопрос: почему?

О блокаде Ленинграда в целом, о проблемах транспорта и снабжения в частности написано очень много. Есть целые монографии, посвященные «транспортной составляющей» ленинградской трагедии. Цифр и фактов — море. И чем больше знакомишься с ними, тем менее понятной становится ситуация. Цифры противоречат друг другу даже в мелочах (впрочем, для жителей блокадного города это были совсем не «мелочи»).

Например, в одном абзаце читаем следующее:

«С 20 ноября 1941 г. ленинградцам стали выдавать самую низкую норму хлеба за все время блокады — 250 г по рабочей карточке и 125 г по служащей, детской и иждивенческой.

Если учесть, что рабочие карточки в ноябре — декабре 1941 г. получала только третья часть населения, то мизерность этих норм станет еще более очевидной. Теперь для снабжения 2,5 млн жителей Ленинграда расходовалось ежедневно всего 510 т муки».

Несколькими строками выше указана и рецептура, по которой готовили этот страшный блокадный хлеб:

«Хлеб выпекался из смеси: пищевой целлюлозы—10 %, хлопкового жмыха—10 %, обойной пыли — 2 %, мучной сметки и вытряски из мешков — 2 %, кукурузной муки — 3 %, ржаной муки — 73 %. Хлебозаводы перевели на формовую выпечку хлеба, припек довели до 68 %».

Был бы я учителем, я бы из этого сделал задание для школьного учебника по арифметике — тут и проценты, и пропорции, и обратные дроби, и повод впервые задуматься о своей сытой жизни… Но мои читатели — люди взрослые, поэтому, не утруждая их работой с калькулятором, приведу сразу же готовый ответ. На изготовление одного килограмма такого «хлеба» расходуется всего лишь 430 грамм муки. Соответственно, «для снабжения 2,5 млн жителей Ленинграда» по указанным выше нормам требовалось всего лишь 179 т муки. А расходовалось ежедневно — 510 тонн.

Это арифметика. Это не философия, не политология, не дискуссия «о сложном и во многом неоднозначном периоде нашей истории…». Это — простая арифметика. При расходе в 510 тонн муки паек можно было увеличить почти в три раза. Так из чего же были сделаны эти «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам?» И где, простите, сотни тонн муки?

Не будем, однако, придираться к частностям — впереди нас ждут гораздо более странные факты. Но прежде чем перейти к вполне официальной статистике, проделаем еще один «дилетантский» расчет. Посчитаем, сколько муки необходимо для того, чтобы дать каждому из 2,5 млн жителей (в сентябре 1941 года в Ленинграде было выдано 2544 тыс. хлебных карточек) по 800 грамм отличного (совсем не похожего на ту жуткую массу из жмыха с опилками, которую в декабре 41-го получали ленинградцы) хлеба. 800 грамм хлеба в день — это самый большой, рабочий паек на «Большой земле». О голоде, тем паче о голодной смерти, при таком пайке говорить уже не приходится. Принимая типовой для выпечки ржаного хлеба «припек», равный 33 %, мы получаем очень «круглую» и легко запоминающуюся цифру в 1500 тонн.