Мисс Чудо - Лоретта Чейз

Мирабель вздохнула.

— Весьма разумная стратегия, вы не находите? — спросил капитан.

— Хороший слушатель каждому приятен, — промолвила Мирабель. — И каждому человеку приятно поговорить о самом себе и своих заботах. Не сомневаюсь, покинув столовую, все вы видели в нем закадычного друга. Тем более что этот закадычный друг не кто иной, как сын лорда Харгейта. Какой отзывчивый человек! И как непринужденно ведет себя! Нет в нем ни чванства, ни самодовольства! Признайтесь, вы так о нем подумали.

— Я подумал, что мистера Карсингтона ждет блестящая политическая карьера, если его отец купит ему место в парламенте, — заявил капитан.

Как и все прочие, Мирабель хорошо знала, что в палату общин попадают не путем демократических выборов. Лорды контролировали места, и, чтобы «одержать победу» на выборах и заполучить место, требовалось заплатить около семи-восьми тысяч фунтов.

— Хотела бы я, чтобы лорд Харгейт сделал это, как только его сын оправится от своих ран настолько, что сможет стоять на трибуне, — промолвила Мирабель.

— Теперь об этом поздно говорить, — сказал капитан. — Придется нам смириться. По крайней мере нам хорошо заплатят за использование нашей земельной собственности. Будем утешаться тем, что способствовали экономическому прогрессу.

— Вот как? — Мирабель резко повернулась к нему. — Ну что же, попытаемся утешиться.

Она напомнила ему об изменениях, произошедших от края и до края пасторальной Англии в результате сети каналов и роста промышленных районов вдоль их берегов. Ведь далеко не все фабрики имеют приемлемый внешний вид и хорошо освещены, как, например, фабрика мистера Аркрайта в Кромфорде.

Она говорила о вонючих кирпичных заводах и несчастных местных жителях, обитающих по соседству с ними, и еще более несчастных соседях угольных шахт. О грохоте подъемника и кучах шлака, о подъемных кранах и баржах, груженных углем, о шипении и лязге паровых двигателей, об облаках черного дыма и диком вое гудка. Она напомнила ему, что в настоящее время они живут в идиллическом крае, одном из самых прекрасных уголков Англии, в тишине и покое и этим следует дорожить.

Она жестом указала на ночной ландшафт за окном. Мирабель разволновалась еще сильнее, напомнив соседу о том, как много они вложили в свои земли и благополучие проживающих на них людей. Она увлеклась, забыв обо всем. И заметила, что они в комнате не одни, лишь когда услышала голос за спиной.

— Вы так долго говорили, что у вас, должно быть, пересохло в горле, мисс Олдридж. Поэтому я позволил себе принести вам чашечку чая, — произнес мистер Карсингтон.

Мирабель так резко повернулась, что чуть не выбила из его рук чашку с блюдцем. Но мистер Карсингтон успел увернуться. И тут же почувствовал боль в раненой ноге.

— Чай готов? — обрадовался капитан Хьюз. — Отлично. Мне необходимо немного взбодриться. — И он направился к леди Толберт.

Мирабель взяла себя в руки и приняла чашку чая.

— Надеюсь, он еще не остыл, — сказал мистер Карсингтон. — Ведь я простоял здесь некоторое время, не решаясь прервать вас.

— Вы подслушивали, — заметила она. Алистер кивнул:

— Да. Меня одолело любопытство. Захотелось узнать, что возбуждает в вас такую страсть.

Его голос опустился на самые низкие регистры. У Мирабель участился пульс. И ее бросило в жар.

Он что-то внимательно разглядывал на полу.

— Когда вы волнуетесь, то теряете шпильки. — Взгляд его полуприкрытых глаз неторопливо скользнул вверх по ее юбке, ненадолго задержался на лифе, потом так же медленно проследовал к макушке головы.

Он пристально разглядывал ее, прожигая до кожи сквозь тяжелый шелк платья, тугой корсет, фланелевую нижнюю юбку и шелковые трикотажные панталоны.

— Неужели моя прическа снова разваливается? — овладев собой, сказала она. — Это ужасно раздражает. Показали бы моей горничной, как следует управляться со шпильками. Насколько — я понимаю, вы и этому научились в Оксфорде. К сожалению, Люси не училась в университете.

— Если бы она там училась, то знала бы пословицу «Пей, да дело разумей». А она, судя по всему, была пьяна, когда укладывала вам волосы. Однако позвольте мне внести поправку, мисс Олдридж. Я научился укладывать волосы с помощью шпилек не в университете. Этому меня научила одна французская танцовщица. Она обходилась очень дорого. На сумму, которую она проматывала за год, я мог бы послать учиться в Оксфорд и вас, и вашу горничную, и всех леди, собравшихся в этой комнате.

— Вы могли бы послать нас в Париж, а не в Оксфорд, — возразила она. — Вы, видимо, не знаете, что в наши великолепные английские университеты не принимают женщин.

— Знаю, — возразил он. — И весьма сожалею.

— Не сомневаюсь. Ведь там нет танцовщиц, которые могли бы привить вам полезные навыки.

— Что правда, то правда. — Скрестив руки на груди, он прислонился к оконной раме. — Такие развлечения там, к сожалению, отсутствуют. Но я имел в виду всех женщин. Не вижу ничего плохого в том, что женщины получали бы образование.

Мирабель отнеслась к его словам с явным недоверием.

— Я вижу насквозь — ваши намерения. Без труда очаровав всех джентльменов, вы и меня решили покорить. Догадались, что я «синий чулок», и вознамерились…

— Я бы скорее назвал вас интеллектуалкой, — возразил Алистер. — Вы читаете книгу с труднопроизносимым названием о пластах залегания и ископаемых остатках и, несомненно, понимаете все, что говорит ваш отец о мхах и тюльпанах.

— Мистер Карсингтон, лишь в редких случаях я могу разобраться в том, что говорит мой отец, — сказала она, теряя терпение. — У него свой, особый мыслительный процесс, который я сама не пытаюсь постичь и другому не посоветую, поскольку это граничит с безумием. Не уверена, что ботаники его понимают.

— Мне было бы гораздо полезнее понять ваши мыслительные процессы, — произнес Алистер.

Она поставила чашку чая, о которой забыла, на ближайший столик.

— Чтобы повлиять на мое мнение?

— Должен же я что-то предпринять, — сказал он, — Если вы будете разговаривать с вашими соседями так же, как с капитаном Хьюзом, мне потребуется несколько месяцев, чтобы ликвидировать причиненный вами ущерб.

— Вам следовало опередить меня и укрепить свою позицию, когда вам представилась такая возможность после ужина. Или вы полагаете, что я буду держать язык за зубами потому лишь, что вы такой милый и обаятельный?

Его темные брови изумленно поползли вверх.

— Вы находите меня милым и обаятельным?

— Не в этом дело, — произнесла Мирабель, — ваше положение и слава ничего для меня не значат, равно как ваше обаяние, так что не старайтесь обворожить меня. Разумеется, я благодарна вам за все, что вы сделали на благо своего отечества…