Горячее сердце, мертвый страж - Екатерина Бакулина

— Готово! — сказал весело. — Можете лечить.

Маро шипел и ругался сквозь зубы.

Мне кажется, я уже схожу с ума…

Подошла, села рядом. Попыталась положить руки ему на виски, но Маро дернулся снова.

— Лучше бы ты остался дома, — устало вздохнула я.

Положила руки ему на плечи, тут ему дергаться некуда. Закрыла глаза. Я вылечу его, отдам ему столько силы, сколько смогу, а дальше пусть разбирается сам. Согласился работать — пусть работает, не выполняет договор, пусть получает по морде. Я сделала все, что могла. Он не ребенок, на самом деле! На три года старше меня. Взрослый мужчина. Вот пусть сам и выкручивает. Но моя совесть будет чиста. Да, я делаю это для себя, не для него, потому что иначе буду мучиться и страдать. И я готова признать это.

Маро еще пару раз слабо дернулся в моих руках и затих.

На самом деле, этому сложно сопротивляться. Когда такой поток силы вливается в тебя — это непередаваемо хорошо. Хочется только расслабиться и постанывать от удовольствия. Я знаю. Боль уходит, усталость уходит, все тело наполняется такой легкостью, что кажется, можно свернуть горы. То, что я могу дать — ему хватит надолго… по крайней мере, на бессонную ночь точно, даже если его заставят работать всю ночь.

Маро расслабился, начал дышать ровнее и глубже, и даже чуть потянулся ко мне…

Я бы могла дать еще, но увидела, как у Кавьяра мелко дрожит рука, которой он держит Маро, как из-под пальцев проступает кровь.

Я видела, как он пытается отгородиться от моей силы изнутри, не пустить ее в себя.

Даже так… Каменея, кожа грубеет и трескается, а когда моя магия касается ее, возвращая немного жизни, на коже выступает кровь. Это только поверхностный процесс, и как только отпустит — все пройдет, но, подозреваю, приятного мало. Кавьяр сидит зажмурившись, стиснув зубы.

Ну, хватит.

Я отпустила Маро, поднялась.

— Все, — сказала я.

Видела, как Кавьяр выдохнул, чуть закинув голову назад. Потом отпустил и поднялся сам.

— Хорошо, — сказал он, вытер об себя ладонь. — Если вы закончили, то идемте, леди Тиаль. Вы ведь еще не обедали.

— Я, наверно, сейчас не смогу…

Когда отдаешь много силы, потом головокружение и слабость, и совсем не до еды первое время, надо подождать.

— Ничего, — сказал он. — Я схожу, принесу вам чего-нибудь. Поешьте, когда сможете.

Маро медленно перевернулся на живот, подтянулся на руках, кое-как сел. У него тоже сейчас, скорее всего, кружится голова. Но у него это пройдет быстрее. Ему бы стоило поспать полчасика, так это лучше уляжется и усвоится.

— Идемте, — сказала я.

Шагнула… и меня качнуло, то ли волной, то ли от слабости.

Кавьяр подхватил на руки.

— Все хорошо, я сама…

— Да ничего, мне не сложно, — улыбнулся он.

Потащил наверх.

И я как-то слегка разомлела, прижалась щекой к его жесткому плечу.

— А почему «как барана»? — спросила я.

Все это казалось чуть-чуть смешно… но это тоже побочный эффект, я знаю. Это меня накрывает. И даже то, как я задумчиво вожу пальчиком по каменной шее… он не дергается, позволяет мне. Наверно, тоже понимает, что я слегка не в себе, так бывает, когда слишком много жизненной энергии проходит через тебя.

— Потому, что баранов мне тоже ловить приходилось, — говорит спокойно, голос ровный, только кадык под моими пальцами чуть-чуть вздрагивает. — Еще в детстве. И как-то приходилось банана из капкана освобождать. На волков ставили… а баран сбежал, отбился от стада… это когда я еще с пастухами ходил. И чтобы освободить — пришлось завалить его, держать крепко, сесть сверху, чтобы хоть руки свободны были. А он копытами еще отбивался, и все укусить норовил… у меня потом все руки в синяках…

И Маро — такой же глупый баран. Но я не знаю, что с этим делать.

Пираты

Вся вторая половина дня прошла спокойно.

Я, по большей части, отдыхала, слабость еще не прошла. Видела, как Маро заставили мыть палубу. Он послушно тер, усердно, не поднимая головы, без разговоров. К нему, кажется, не придирались больше, но и расслабиться особо не давали.

Ничего, еще полтора дня он как-нибудь продержится. А потом… Я не очень представляла, что будет делать Маро в Тхарисе. Даже если дойдет с нами до Цитадели. Если уж решился плыть, то дойдет. Но что потом? В императорские покои его все равно не пустят. Да, сейчас у Маро есть деньги, но потом они закончатся. Что ему делать там?

Я понимала, что Маро зашел слишком далеко, чтобы отступить. Он не признает поражения. Пыталась придумать, как убедить его идти назад. Пока еще не слишком поздно. Но он тот еще упрямый баран, какие уж тут доводы?

Со всем этим у меня не хватало сил думать, что будет со мной.

Если будет война — императору нужны будут силы. А я…

Что будет…

Кавьяр принес мне ужин, сидел в кресле, пока я ела. Хотел уйти, но я попросила составить мне компанию. Не хотелось отпускать его, пусть он ничего не ест, но хоть поговорить.

Впрочем, с разговорами выходило не всегда, он больше молчал.

Я украдкой разглядывала магический узор старого ринайского заклинания, лежащего на нем. Это ведь сделала моя мать, все так знакомо, хотя под двумя другими тхайскими его линии терялись, расплываясь даже для подготовленного глаза. Чужим не понять. Но я бы могла повторить это даже с закрытыми глазами, меня учили.

Кавьяр не мешал. Хотя, думаю, он отлично понимал, как я изучаю его. Не пытался закрыться.

Я могла бы…

Это заклинание обратимо. Это заложено в его построении, нужно лишь знать, за какие ниточки потянуть, чтобы развернуть назад. Причем со слегка отсроченным финалом. Сильное начало, с резким первым ударом, так что цель сразу теряет сознание от боли. Но потом затухает… Скорее всего, именно это спасло Кавьяру жизнь, он сам или кто-то из тхаев пришедших с ним, смог это затухание задержать, заморозить, пока не попал в руки сильных магов, которые смогли сделать то, что я вижу сейчас.

Конечно, если ничего не сделать, заклинание бы убило все равно, хоть с отсроченным финалом, хоть нет, если разрушение уже началось — это слишком тяжелые раны, чтобы тело могло справиться само, без посторонней помощи.

Но…

Моя мать хотела дать Кавьяру шанс? Или… не ему?

Когда я пыталась вспомнить, у меня начинала болеть голова. И все же, где-то на краю сознания засела мысль, что били не во взбунтовавшегося против своих же лордов тхая, а в меня.

Я была заложником, и в обмен на мою жизнь требовали сдать Ойт.