Ледобой. Круг - Азамат Козаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясное дело! – облизнулся пузан. – И мясца горячего, прямо с вертела. На твое серебро можно было уесться вусмерть. И упиться.
– На вот, – бросила серебро. Вислоусый, даром что необъятен в пузе, сноровисто поймал рубль. – Тут хватит и на бражку и на мясцо.
– Чудно как-то! – крикнул вдогонку сторожевой. Ему пришлось напрячь голос – телеги под лошадями и ослами тянулись в город длинной шумной вереницей. – Серебром разбрасываешься! А все равно спасибо, неправильная девка!
– Будь здоров! Просто на душе хорошо!
Как раз посередине между полуднем и заходом солнца я приехала. Безрод лежал у палатки и наслаждался покоем. К нему понемногу стал возвращаться тот пронизывающий, острый взгляд, от которого еще недавно меня в дрожь бросало. Глядит, будто иглой колет. Жаль, языком еще не ворочает, послушать бы, что скажет. Если разговаривать захочет.
– Я на месте! – громко возвестила, проходя мимо черты.
– И слава богам, – разлыбился Тычок. – Удачно съездила?
– Ага.
– А зачем ездила?
– Во! – Я подняла над головой зубило и молоток.
– Ишь ты! – Старик сбил шапку на затылок. – И для чего?
– Скоро покажу!
Не останавливаясь, проехала. Немного дальше по дороге, если ехать из Срединника, чуть правее, стояла небольшая каменная гряда. Среди прочих валунов нашлись материнская скала и скальный вылет высотой в два моих роста. Больше плоский, чем объемистый. Спешилась и подошла вплотную. Положила руки на камень, за целый день нагретый солнцем, и вообразила, как сделал бы все Кречет, будь он на моем месте.
– Пахари говорят, земля живая, – начала я. – Это и раньше знала. Но то, что в камне душа заточена, даже не думала. Кречет глаза раскрыл. Сказал, вы, камни, капризные, все твердую руку подавай, острый глаз и ясный замысел. Что нашла – то и есть. Не взыщи.
Прислушалась. Вроде тихо. Скальный вылет, эдакий побег-переросток соединяла с материнской скалой перемычка, толщиной с мое тело.
– Ровно пуповину перережу, – шепнула, вставая на колени. – Как будто родиться помогу. Значит, я повивальная бабка? Ну ладно… не бабка, девка.
Валун-исполин, ровно каменный шип, рос вверх и немного в сторону. Обошла кругом, примерилась. Вот сюда стану бить, а в эту сторону он упадет.
– Конечно, трудно будет, а роды вообще нелегкое дело. Сама не знаю, но бабы говорят, что непросто.
Прислушалась. Тихо. Скала молчала. Не нашла ни единого знамения, что я услышана. А может быть, все это сказки, будто у куска камня есть душа? Может быть, мастеровые просто цену себе набивают? Ага, сидит душа внутри камня, глядит сейчас на меня и думает: «Во, девка дура, с камнем бессловесным разговаривает! Вот промолчу, пусть почувствует себя умалишенной!» Весело будет. Ладно, там посмотрим, утро вечера мудренее.
Напоследок еще раз приложила руки к валуну и почувствовала лишь горячий камень. Кажется или скала на самом деле горячее, нежели должна стать на дневном солнце? Впрочем, чего гадать, время все расставит по своим местам!
Наверное, Сивый попросился спать на воздухе. Ну и молодец. Правильно. Я сидела перед костром, когда его вынесли. Старик даже подложил Безроду под поясницу скатанные в колбасу верховки. Самое время.
– Я хочу поговорить.
Сказала никому и всем сразу. Гарька уставилась на меня, как на диво дивное, Тычок сбил шапку на глаза, чтобы не видеть того, что может случиться. Бросила в никуда, но смотрела на Безрода. Мой бывший какое-то время морозил меня стылыми глазами, потом слабо кивнул. Пересекая межу, нарочито аккуратно ее затоптала. Не потому, что хотела уязвить Гарьку, просто сердце застучало как бешеное и я растерялась. Позабыла все, что хотела сказать, и просто взяла роздых, дабы успокоиться. Так же страшно было, когда впервые встала против настоящего, а не соломенного врага.
На тряских ногах подошла к Сивому и так поспешно опустилась на землю, что, по-моему, все заметили, что я мало не рухнула с ног долой.
– Я, наверное, дура?
Солнце висело над кромкой леса за моей спиной, Безрод смотрел прямо на светило, но теплые лучи не топили синий лед в глазах. Ни слова не сказал, просто едва заметно повел плечами. Не знает.
– Тебе уже лучше?
Губами еле-еле слепил короткое «да».
– Скоро ты встанешь. Обязательно встанешь!
Кивнул. Конечно, встанет! Разве теперь есть какие-то сомнения?
– Мы очень волновались. Все эти дни не отходили от тебя…
Ну и чушь несу! Неужели ему это интересно?..
– Тебе очень больно?
Смотрел на меня долго и молчал. Наконец едва заметная ухмылка оживила бледные губы. Покачал головой. Нет, не больно. Врет, конечно, сволочь, но как держится!
– Ты знаешь, я… мне как-то не по себе… – не смогла выдержать взгляд синих ледышек, опустила глаза долу. – Ну… в общем, дура я была! Одна во всем виновата! И не нужен был мне этот Вылег, позлить хотела, в бешенство ввести. Вот и поплатилась. Много народу из-за меня головы сложило, и ты чуть не полег. Не знаю, простишь ли меня… Жизнь свою никчемную отдам, лишь бы все вернулось назад! Прости! И кольцо я найду, обязательно найду!
А когда подняла глаза, обомлела. Безрод спал, и уже не знаю, что он услышал, а что нет. Просто закрыл глаза и понемногу съезжал с горы подстилок за спиной. Я подхватилась и осторожно помогла улечься. Вытащила верховки из-под поясницы и отшвырнула в сторону. Потеплее укрыла и положила руку на лоб. Давно не касались друг друга. Меня ровно кипятком обдало, перестала себя чувствовать, а потом по телу разлилась волна озноба. Такого со мной не было даже в девичестве. Будто задержалась на краю провала и, затаив дыхание, сиганула в пропасть. С Грюем летала, с Безродом не хватает воздуха, он забирает силы и дыхание. Или сама отдаю?
Беспомощно оглянулась. Тычок смотрел со странным выражением лица, Гарька задумчиво хмурила брови. Как собралась готовить вечернюю трапезу, так и простояла с котелком, пока я болтала. Все услышала, коровушка?
Да, межу на земле затерла, но как стереть границу, что разделила меня и Сивого? Он не прогнал, разрешил присесть рядом, даже говорил со мной, но, если не я, кто лучше читает по ледяным глазам? А там я не нашла ничего теплого и участливого. Может быть, ему просто больно? Откуда взяться счастью и веселью, если человеку просто-напросто больно? Поживем – увидим, но так тоскливо и холодно мне не было даже во времена долгих сумрачных зим.
Утром, ни свет ни заря уже поднялась. Не терпелось. Даже есть не стала. Просто не смогла себя заставить. Но какой бы ранней птахой ни была, Гарька поднялась еще раньше. Сидела у входа в палатку и таращилась на меня умными глазищами. Как будто сказать что хочет. Я подхватила мешок, сунула туда зубило, молот, ложку, нож, крупу в холщовой сумке, а с котелком не придумала ничего лучше, как надеть на голову вместо шлема. Ничего. Прошагать всего-то несколько сот шагов, не растаю. И поднять меня на смех некому – лес кругом, а увижу кого-то на дороге, мигом сдерну.