Эланус - Урсула Познански

и искушение просто спрятаться в своей комнате и натянуть одеяло до ушей было очень велико. Хотя он точно знал, что мысли в голове не оставят его в покое – они будут скакать и кружиться по кругу. Может быть, было бы лучше, если…

– Йона!

Он вздрогнул и увидел Паскаля в потрепанной футболке и брюках-легинсах, бегущего через улицу.

– Эй, здорово, что ты уже дома. Я прогулял сегодня школу. У меня тест по физике, а я ни строчки не выучил. – Он широко улыбнулся. – Можно к тебе?

Сначала Йона хотел ответить отрицательно, не ходить вокруг да около, даже если это и прозвучало бы обидно для Паскаля. Его сдержал тот самый трепет где-то в районе желудка, грозящий перерасти в паническую атаку. Если бы он продумал свою историю до конца…

Он должен знать, как умер Лихтенбергер, но, вероятно, результаты расследования не сделают достоянием общественности. Так даже лучше, наверное. Тогда ему не нужно будет задавать себе вопрос, был ли он сам так или иначе к этому причастен и…

– Ну ты чего? Мы войдем или тебя хватил удар? – Паскаль перепрыгивал с ноги на ногу, как будто делал разминку. – У тебя такой странный застывший взгляд.

Не проронив ни слова, Йона достал из кармана брюк ключ и открыл дверь. Он направился в свою комнату, ничуть не беспокоясь о том, следует за ним Паскаль или нет, затем упал на кровать и закрыл глаза.

Судя по скрипу, Паскаль сел на крутящийся стул. Он тихо напевал песню, которую Йона с трудом идентифицировал как песню под названием Locked out of Heaven. Она очень даже подходила к ситуации.

– Ты сказал, что им нужно задать трудную задачку, – с упреком пробормотал он. – Что-то, что заняло бы их ум.

– Точно, – радостно подтвердил Паскаль. – Ну и? Ты придумал?

Йона выдохнул и глубоко вдохнул:

– Я им уже… что-то дал. Не совсем загадку. Но, кажется, это заняло их умы. И не только их, но и, возможно, других людей тоже. Лживых, двуличных людей. – Ему стоило некоторых усилий, чтобы в его словах не прозвучал упрек. Да, это была идея Паскаля, но исполнение и текст были его. Впрочем, как и ответственность.

– Выглядит так, как будто ты получил от всего этого большое наслаждение, – сухо констатировал Паскаль.

Йона наполовину приподнялся:

– Сегодня ночью умер один из моих преподавателей. И вполне возможно… – Он сглотнул, боясь произнести это вслух. Как будто, прозвучав, это могло бы стать реальной возможностью.

– Что вполне возможно? – донимал его Паскаль.

– Что между всем этим существует взаимосвязь. – Он собрался внутренне с силами, а затем описал Паскалю, как он вчера подсунул трем студентам записочки в их книги и сумки. С намеком на то, что он наблюдал. На то, что это касалось Линды.

– А что это было? – Паскаль взял со стола карандаш и начал его грызть.

– Она с кем-то была. Я не знаю с кем, мне была видна только узкая полоска между шторами.

– Ты следил за ней? – По тону Паскаля было непонятно, был ли он впечатлен этим фактом или сказал это с пренебрежением. В любом случае, он был ошарашен.

– Я бы выразился иначе.

– Хорошо, ты сидел где-то в кустах перед домом и заглядывал в окно.

Йона пожал плечами:

– Так… тоже нельзя сказать, вообще-то.

– О’кей. – Паскаль странным образом не выглядел нервным. – Ну тогда сформулируй так, как будет правильно по-твоему.

Йона собрался с духом. До сих пор ни один человек не знал, что было спрятано в его алюминиевом чемодане, даже его родители. Но после всего, что случилось, у Йоны появилось чувство, что нужно кому-то довериться, хотя бы уже потому, что он хотел избавиться от этого давления внутри. Паскаль вполне подходил для этого, и, кроме того, он был здесь.

– Я пустил за Линдой дрон и заснял ее с каким-то типом. Я подумал сначала, что это был Арон. Я был там сегодня. По всей вероятности, это дом преподавателя.

– Ты пустил дрон?

– Да.

– А дом принадлежит умершему преподавателю?

– Точно, ему.

Паскаль выдвинул вперед нижнюю губу – Йона уже заметил за ним эту его привычку, когда они вместе занимались математикой. Вероятно, это было признаком того, что тот напряженно о чем-то думает.

Следуя внезапному порыву, Йона присел на корточки перед кроватью и вытащил алюминиевый чемоданчик. Он открыл его:

– Это Эланус.

Выражение лица Паскаля изменилось с задумчивого на восхищенное:

– Боже мой, вот это крутая штука. Откуда она у тебя?

– Сам сделал.

– Ты серьезно? С ума сойти. А… почему ты назвал его Эланус? Йона снова закрыл крышку чемодана.

– Это название одного очень редкого вида ястребов. Мне показалось, что оно подходит – он обладает острым зрением, быстро летает и преследует свою жертву до конца. – Он пожал плечами. – Или, по крайней мере, пока не сядет аккумулятор.

В глазах Паскаля появилось удивление иного рода.

– Я думал, ты умеешь только решать задачи.

– Сейчас я очень хотел бы, чтобы это было именно так. Тогда я не послал бы Эланус вслед за Линдой. И скорее всего, не стал бы писать эти глупые письма.

Паскаль наклонился вперед:

– Да что, черт возьми, в этом такого плохого?

Йона точно знал ответ на этот вопрос, но не хотел произносить ни слова. Даже если бы он не написал эти сообщения, то Лихтенбергер все равно мог бы умереть. Но тогда ему не пришлось бы ломать себе голову, есть ли во всем этом часть его вины.

Он пошел к письменному столу и поднял крышку ноутбука, спрашивая одновременно у самого себя, как получилось, что он все это просто доверил кому-то, кого вообще не знал. Вероятно, потому, что Паскаль ко всему, что он делал и говорил, относился непредвзято.

Йона одним кликом открыл документ и прочитал, что он написал. Вид напечатанных черным по белому букв наполнял письмо ужасным смыслом. В нем чувствовалась гораздо большая угроза, чем он предполагал, когда писал его.

– Ты думаешь, никто не знает, что ты делаешь? Но ты ошибаешься. Никакие шторы не защитят тебя, и не стоит так краснеть. Я знаю твой секрет. Но, возможно, тебе повезет, и я сохраню его.

– Круто. – В голосе Паскаля звучало уважение. – Да, у меня на твоем месте тоже заболел бы живот.

С одной стороны, Йона надеялся, что Паскаль не придаст значения тому, о чем узнал, и уверит его, что никто не воспримет это серьезно. С другой стороны, он был рад, что смог поделиться своей проблемой.

– Ты сказал, что у тебя было три таких записки.