Дойти и рассказать - Сергей Анисимов

– Пошёл ты…

И после этого – длинная матерная фраза. От своего. Для Алекса это было настолько нехарактерно, что Николай, обернувшись по сторонам, – нет ли рядом кого из охраны, положил шпатель, и нагнулся к нему почти вплотную. Игорь продолжал методично выкладывать кирпичи на козлы, стуком и шуршанием создавая привычный для намётанного уха конвоира звуковой фон.

– Не понимаешь сам?

Николай понимал многое, но лучше было бы, чтобы молодой выговорился. На повышенный голос Анзор заглядывал не каждый раз, и в любом случае пара минут у них была.

– У меня родители дома остались. Мама и отец. Уже август вот-вот, потом сентябрь будет, и что? Что они будут думать? И что делать? Я маму никогда не увижу, если мы здесь останемся, а ты – трамвай.

Алекс снова выругался, с яростью и болью в голосе.

– Мне плевать на трамваи. Мне плевать на машины и самолёты. Я хочу видеть своих родителей – и знать, что у них всё в порядке…

– Когда мы отсюда выберемся, я напрошусь к вам домой обедать.

Если бы Николай сказал это задушевным тоном или хотя бы попытался – тут бы его Алексей, наверное, и убил бы на месте. Благо шпатель в его добела сжатой руке сидел твёрдо, как рукоятка кортика. К счастью, такого Николаю в голову не пришло – излишней задушевностью он никогда не отличался и фраза позвучала спокойно и безэмоционально.

– Когда мы отсюда выберемся… Если мы отсюда выберемся…

Алекс посмотрел вбок, но Николай опять не возразил, спокойно глядя на свои заскорузлые пальцы.

– …тогда я проведу две недели с родителями, не расставаясь ни на секунду. Спать буду под дверью их спальни. Потом я соберу всех своих знакомых… Расскажу им всё. Назанимаю денег, под любые слова, под какие угодно… Куплю на «девятке» «калаш» и вернусь сюда… Сам. Уйду потом домой снова или нет – это уже не так важно будет. Но потом. Ты меня… понимаешь?

Бывший бригадир помолчал – наверное, с полминуты, всё так же разглядывая свои руки посеревшие от въевшейся уже почти до костей цементной пыли. Потом спросил, по-прежнему не поворачиваясь:

– Алекс, ты помнишь самую важную фразу ковбоя Мартина из фильма «Человек с Бульвара Капуцинов»?

Алексей помолчал с секунду, оторопев. Потом он начал ржать, так же молча. Справа, перестав стучать кирпичами, глухо всхлипнул Игорь. Несколько мгновений они оба давились бесшумным смехом, ненормальным среди окружающей действительности. Николай был единственным исключением, а уже через секунды успокоились и ребята – в окружающей обстановке человек либо становился истериком и невротиком, либо начинал владеть своими лицом и эмоциями как влюблённый в покер самурай. Оба повернулись к нему, становясь серьёзными на глазах.

– Я буду участвовать, – сказал Николай прежде, чем кто-либо ответил за него.

Алексея убили через два дня. Убили совсем просто – ударом ноги. Николай никогда даже не думал, что такое возможно – один из конвоиров, Умалт, как обычно пинками и матом выгонявший их в темнеющий двор с работы, как будто они стремились остаться, вдруг вспыхнул на бесшумное, брошенное почти про себя, слово Алексея, короткое, как огрызок, и ударил его прикладом в шею. Парень с криком упал, подломившись в коленях, и прежде чем они успели хотя бы крикнуть, Умалт яростным движением впечатал тяжёлый ботинок ему в подвздошье. Николаю показалось, что внутри его головы кто-то сдавленно крикнул. Может это был и он сам, потому что к тому моменту, когда Умалт вытянул ногу из под скрючившегося Алексея, автомат второго конвоира уже смотрел точно на него.

– У-у-у-у… – тихо просипел Алекс, и Николай с Игорем, не отрывая взглядов от автоматного зрачка и через секунду присоединившегося к нему второго, боком подтянулись к упавшему и присели рядом с ним.

– Рёбра, яйца, или брюхо?.. – тихо спросил Игорь.

Они попытались разогнуть скорчившегося, и тот разогнулся совершенно молча, по-прежнему лёжа на земле, закусив губу и не открывая глаз. Алексей как будто прислушивался к чему-то внутри себя, и бывший бригадир поймал себя на том, что тоже прислушивается, как будто может что-то ещё уловить. Вокруг было тихо, и самым страшным было то, что и Алексей тоже молчал, даже не стонал и не плакал – что было бы вполне понятным и не стыдным ни в малейшей мере. Что такое боль знали все, но такой, с оттягом, удар полной ногой… У Николая мелькнула мысль, что сам бы он таких ударов не пережил, если бы они пришлись на тот, первый день. Сейчас – сложно сказать, а тогда – точно нет.

Тишину нарушили Умалт с Анзором, яростно начавшие выкрикивать оскорбления и приказы тащить этого хилого ублюдка к остальным, и двигать туда же свои вонючие, грязные тела, от которых деревья вянут, как впрочем, и от самого вида вообще всех русских ублюдков… Засунув в штаны за спины шпатели, они с Игорем приняли Алекса на сцепленные в «замок» руки. Тот обвис, почти не шевелясь, руки вокруг их шей висели, как плети. Николай с ужасом увидел, как на лбу парня одна за другой вырастают крупные капли пота и, на глазах увеличиваясь, скатываются на осунувшееся за минуту лицо. Когда они вышли из ворот, на более-менее открытое пространство, где было ещё достаточно светло, Игорь, охнув, сделал движение бровями и губами. Цвет лица Алексея был почти штукатурным – светло-светло-серым, с мокрыми дорожками пота, размывающими обычную цементную грязь.

Первым побуждением Николая, когда он это лицо увидел, было немедленно положить Алекса на землю. Он даже остановился на секунду, озираясь вокруг, и зашедший уже сзади Анзор сократил расстояние и пнул ему ногой по щиколотке. Не сильно, но очень чувствительно. Прекратив озираться, Николай поплёлся дальше, стараясь, чтобы по крайней мере с его стороны товарища не раскачивало слишком сильно. Игорь был чуть пониже ростом, и чтобы держать руки ровно, ему приходилось всё время сгибаться, от чего очень быстро начала болеть поясница. Носилки бы сделать, хотя бы самые простые… Пара крепких веток от ближайшего дерева, да две робы, через рукава которых их продеть. Или ещё проще – связать их одним ремнём у конца, и волочь по земле. Но как то, так и другое было в данных обстоятельствах чистой теорией из задрипанного учебника по подготовке санинструкторов. Попытка сломать на виду у конвоиров ветку у буйного раскидистого дерева в лучшем случае привела бы к быстрому удару по почкам. Как и просто попытка остановиться и дать Алексу хотя бы несколько раз вздохнуть в полусогнутом положении. Ладно, главное – дотащить, а там посмотрим.

Как всё же, интересно, полярники друг друга через тундру и торосы на спинах таскали? Или солдаты на войне? Через сотню сбивчивых, семенящих шагов спина болела уже так, что даже о разгибании не мечталось, хотелось просто остановиться на секунду и согнуться до земли. Ещё через сотню шагов бессвязный мат охранников начал даже доставлять удовольствие – как что-то привычное, связывающее с уже более-менее устоявшейся окружающей реальностью. В двадцати сантиметрах от лица Николая бессильно раскачивалась голова недоучившегося студента, почти вплотную к ней, налитый кровью, пучил глаза ещё один. Давай штангист, это тебе не на помосте выпендриваться… Чёрт, долго ли ещё?