В паутине под лестницей - Анна Чайка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты единственная живая в царстве мертвых» − усмехнулось подсознание.
Да, будь тут хоть один бродяга, по чьим венам бежала кровь, он бы вышел и спросил, почему Кора носится по этажам с выпученными глазами. И она ответила, что так надо. Если связь не разорвать, надо хотя бы поменять расклад игры.
21
Они пришли.
Волна накрыла общежитие бесцветной пленкой негатива, окрашивая зеленые стены в темно-серый цвет, а изгибы и углы подсвечивая белым свечением. Тем самым, которое в свое время Кора приняла за следы фосфора.
С приливом пришли и другие перемены. Здание оживало. Медленно, будто спящий великан, на котором успели порасти целые города. И вот оно ворочалось, стряхивало с себя лишнее, избавляясь от сковывающих преград, начинало гулко дышать. Кора ощутила усиливающуюся пульсацию.
− Ну же. Выходите, − прошептала она нетерпеливо.
Как и в случае с пластырем, требовалось сделать все быстро.
Когда коридор, уже не пытаясь маскироваться под обычное помещение, раздался в стороны в бесчисленном множестве дверей, Кора отложила книгу и взяла фонарик. Битва начиналась с этого момента. Больше никакого притворства, в нем нет необходимости. Глаза раскрылись.
В тот же миг она услышала стук костяшек − и хотя Кора к нему готовилась, коленки предательски затряслись. Надо успокоиться. Они пытаются прогнать ее со своей территории. Разве не так делают фермеры, ставя в огороде пугало от ворон?
«А ведь я сегодня в черном, − подумалось Коре. − Какое неудачное совпадение»
− Выходи. Я тебя не боюсь!
Свет мигнул, но не исчез. Зато заметно похолодало.
Кора натянула поверх платья куртку, проверила карманы. Все на месте. И обувь удобная, в такой можно долго бегать.
− Я жду, − повторила она, прислушиваясь к нараставшему стуку. − У меня есть вопросы к вам всем.
Из-за угла показались скрюченные, точно бывавшие неоднократно поломанными руки. Вот только двигались они, волоча следом за собой тело духа, прямо по отвесной стене. Намертво сжатые кулаки тарабанили ритм по запертым дверям.
Кора тихо выругалась.
Линии соли и высушенной рябины на полу не могли затронуть того, кто не подчинялся гравитации. Существо ползло в ее сторону. Лишь один раз оно коснулось наклейки с руной − и ничего не произошло. Черт!
Кора начала отступать к своей комнате. Там она могла бы обороняться без опаски. Но подпорка, которую она рассудительно сунула под дверь, фиксируя ее на месте, куда-то исчезла. Громкий хлопок за спиной свидетельствовал о провале. Путь к отступлению был отрезан.
− Впуссссстите менааа-ах…
Три жутких рта издавали не то стон, не то вздох.
− Похоже, они не хотят тебя видеть, − сказала Кора, вооружаясь пачкой заранее изготовленной смеси. В ее состав входила рябина, поваренная соль (конечно же!), травяной сбор и звенья из серебряной цепочки, подаренной ей на день рождения.
− Ааааххха!
С ловкостью ящерицы существо переползло на потолок. Теперь оно нависало над Корой, свернувшись в узел. Черные провалы ртов внимательно следили за девушкой. Там не было и намека на глаза, но взгляд ощущался реальным. Почти осязаемым.
− Ты знаешь, кто я? − Ее собственный голос предательски сбивался.
− Чушшшаак!
Он произнес слово «Чужак»? Это уже больше походило на разговор. Кора медленно двинулась в сторону лестницы, и каждое ее движение повторялось существом на потолке. Каждый шаг надолго повисал в тишине.
− Я пленница − такая же, как и ты. Меня не отпускают, но я очень хочу уйти, − Она закусила нижнюю губу. − Если подскажешь, как это сделать, я покину вас и больше не потревожу!
− Впусссти меняя!!!
Она бросилась бежать. Как и в прошлый раз обстановка вокруг стала изменчивой, вязкой, как зыбучие пески. Дух − гигантский белесый червь − полз за ней по потолку. Несколько раз костлявые руки обрушивались на Кору сверху, и каждый раз она успевала увернуться.
Надо заставить его спуститься. Нельзя тратить смесь на бессмысленные попытки попасть по движущейся мишени. Он должен встать прямо напротив нее.
Общежитие молча внимало, дожидаясь развязки.
− Куда ты хочешь попасть? Кто тебя должен впустить? − крикнула Кора, большим пальцем проворачивая крышку на банке смеси. Ноги несли ее по бесконечным крутым ступеням.
А вот и поворот. Куда дальше?
Она огляделась, не находя знакомых деталей. Это какой-то лабиринт, состоящий из одних серых коридоров, глазниц однотипных дверей и гнетущей темноты. А позади нарастал стук.
Ток-ток-то-тд-тд-тд-тд!
Даже при плохом освещении было видно, как выкручивается тело бесплотного существа на потолке. Как его тянут вперед истрескавшиеся в кровь кулаки. Как он стремится настигнуть обидчика.
− Что я тебе сделала? − Кора вновь предприняла попытку докричаться. Не забывая, правда, держать дистанцию.
− Жииивая… больноо, так боольноооо!
Казалось, что само произношение слов причиняет существу немыслимую боль. В любом другом случае Кора даже могла его пожалеть. Но не сейчас. Не тогда, когда он пытался ее уничтожить.
− Тебе больно, потому что я живая? Или потому что нахожусь здесь?
− Хм, оба варианта одинаково верны, пастушка…
Услышав знакомый голос, она чуть не споткнулась.
На дверном карнизе, удерживая фантастический баланс на выступе в два пальца шириной, сидел Гвидо. В рыжих волосах проглядывала паутина, пронзительно-голубые глаза лихорадочно блестели на не выспавшемся лице.
Он беззвучно раскачивался вправо-влево, как больная птица. На шее у него Кора заметила оборванную петлю.
− Ты знаешь, какой занозой в пятой точке могут быть люди? − Конец петли укоризненно указал на девушку. − Вы вечно шумите и портите веселье. Вы способны испортить даже хаос. А хаос − это моя жизнь, пупсик.
− Отзови своего дружка, − потребовала Кора, отступая спиной назад.
− Не-а. Увольте. Не для того я выпускал эту штуку, чтобы теперь останавливать. Да и не вернется он в свою комнату − там ведь та-а-ак одиноко!
Гвидо трагично заломил руки. Затем обернулся к трехротому, с которым был почти на одном уровне, и приказал:
− Эй, разрешаю ее съесть. Не сдерживайся.
«Оно не станет его слушать, − подумалось Коре. − С чего бы?»
Но затем дух с мерзким хрустящим звуком (такой, должно быть, бывает, когда гнилое яблоко разбивается о твердую поверхность) упал вниз. Солевые дорожки, обязанные преградить ему путь, куда-то делись. Растворились в момент трансформации общежития в нечто потустороннее.