Ферма трупов - Патрисия Корнуэлл

— Я поэтому и говорю: сейчас — слишком многое.

Уэсли промолчал.

— Марино не любит перемен, — добавила я.

— Ты о его повышении?

— И повышение, и то, что происходит у меня.

— Что ты имеешь в виду? — Уэсли плеснул еще скотча в стаканы. Его рука слегка коснулась моей.

— То, что я теперь работаю в твоей команде, — серьезное изменение.

Ни словом не выразив согласия или несогласия со сказанным, он ждал, что я скажу дальше.

— Мне кажется, он воспринимает все так, будто я перешла в другой лагерь. — У меня никак не получалось правильно сформулировать свои мысли. — И это очень неприятно. В смысле неприятно для Марино.

Уэсли продолжал молчать, потягивая выпивку. Кубики льда легонько постукивали о стенки стакана. Мы оба отлично знали, с чем связано поведение Марино: дело было не в нашем с Уэсли поведении, а в том, как Марино его воспринимал.

— По-моему, он очень переживает из-за своей личной жизни, — сказал наконец Бентон. — У него ведь никого нет.

— Думаю, и это тоже, — ответила я.

— Они прожили с Дорис тридцать с лишним лет, и вдруг он остался один как перст. Он просто не знает, что ему теперь делать, как жить дальше.

— Да, он так и не смог принять ее уход. Все это копится в нем и когда-нибудь может внезапно вспыхнуть от малейшей искры.

— Вот меня и беспокоит, что именно станет такой искоркой.

— Он скучает по ней. Думаю, он все еще любит ее, — сказала я. Поздний час и алкоголь делали свое дело, и сейчас мне было жаль Марино. У меня редко получалось сердиться на него долго.

Уэсли поудобнее устроился на стуле.

— Думаю, это потянуло бы на десять баллов. Для меня по крайней мере.

Я бросила на него испытующий взгляд.

— Если бы от тебя ушла Конни?

— Если бы я остался без любимого человека. Без детей, хоть с ними всегда сложно. И без надежды, что боль когда-нибудь пройдет. — Он смотрел прямо перед собой, луна мягко освещала его точеный профиль. — Может быть, я сам себя обманываю, но, мне кажется, я почти все мог бы вынести, если знать, что этому настанет конец, что со временем прошлое отпустит меня.

— Прошлое никогда не отпускает.

— Согласен, до конца никогда. — Все так же продолжая смотреть вперед, он добавил: — Марино испытывает к тебе чувства, с которыми не может справиться, Кей. Думаю, так было с самого начала.

— Наверное, лучше ему оставить их при себе.

— Звучит как-то жестоко.

— Дело не в жестокости, — ответила я. — Не хочу, чтобы Пит чувствовал себя отвергнутым.

— А ты считаешь — он не чувствует себя отвергнутым уже сейчас?

— Не считаю, — вздохнула я. — Я как раз думаю, что в последнее время он здорово расстроен.

— Наверное, правильнее сказать «ревнует».

— К тебе.

— Он хоть раз приглашал тебя на свидание? — Уэсли как будто не слышал моих последних слов.

— Я ходила с ним на бал полицейских.

— Да, шаг довольно-таки серьезный.

— Бентон, это не тема для шуток.

— Я не шучу, — мягко сказал он. — Его чувства много значат для меня, да и для тебя тоже. — Он сделал небольшую паузу. — На самом деле я хорошо понимаю, что он чувствует.

— Я тоже.

Уэсли поставил стакан на пол.

— Надо бы пойти поспать хоть пару часов, — произнесла я, не двигаясь с места.

Его пальцы, прохладные от ледяного стакана, коснулись моего запястья.

— Я улетаю на рассвете с Уитом.

Мне хотелось взять его за руку. Прикоснуться к лицу.

— Извини, что приходится оставлять тебя вот так.

— Мне нужно только раздобыть машину, — сказала я, чувствуя биение сердца.

— Надо подумать, где бы здесь найти прокатную контору. В аэропорту, может быть?

— Теперь понятно, почему тебя держат в ФБР. Кто бы еще с ходу решил такую сложную задачу?

Рука Уэсли скользнула ниже, и большой палец принялся нежно поглаживать мою ладонь. Я с самого начала знала, что однажды это произойдет. Когда Бентон пригласил меня в Квонтико в качестве консультанта, я понимала, чем такая близость может обернуться для нас, и могла бы отказаться.

— Тебе очень больно? — спросила я его.

— Думаю, больно мне будет утром — с похмелья.

— Сейчас уже утро.

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Бентон касался моих волос, и я почувствовала его лицо совсем рядом с моим. По моей шее, повторяя все изгибы, скользнули его пальцы, а затем губы. Он ласкал меня так, будто желал этого всю жизнь. Темная дымка, наползая извне, заволакивала мой разум, а в крови бушевал пожар. Краденые поцелуи, которые мы срывали с губ друг друга, жгли как пламя. Я понимала, что совершаю непростительный грех, о котором до сих пор не могла и помыслить, но мне было все равно.

Оставив одежду там, где она упала, мы переместились на кровать. Его раны заставляли нас быть осторожными, но не могли сдержать. Мы любили друг друга, пока край неба не тронуло зарей. Потом я сидела на балконе и смотрела, как солнце расплескивает над горами свои лучи, золотя листву деревьев. Словно наяву, я видела, как его вертолет танцует в воздухе, поднимаясь вверх и стремительно заходя на вираж.

Салон «шевроле», куда машина Берда доставила нас с Марино без четверти восемь утра, располагался в самом центре, через дорогу от автозаправки «Экссон».

По-видимому, слухи из участка уже просочились, и в деловой части города все были явно в курсе, что в Блэк-Маунтин прибыли федералы и поселились в «С-Путнике» в обстановке самой строгой секретности. Нельзя сказать, что я чувствовала себя столичной знаменитостью, но, с другой стороны, персонал салона и все мало-мальски с ним связанные обычно не высыпают на улицу поглазеть, как клиент уезжает на новеньком серебряном «каприсе».

— Я тут слышал, как один парень назвал тебя агентом Скалли, — сказал Марино, снимая упаковку с гамбургера на сдобных лепешках.

— Меня и похуже называли. Ты в курсе, сколько жира и соли поступает сейчас в твой организм?

— Ага. Втрое меньше, чем должно поступить. У меня тут таких три штуки, и все до одного я собираюсь съесть. Если у тебя память дырявая, я вчера не ужинал.

— Вовсе не обязательно мне грубить.

— Я всегда грублю, когда голодный и невыспавшийся.

Я не стала признаваться, что сама спала еще меньше, но, мне кажется, Марино знал и так. Все утро он не смотрел мне в глаза, и я чувствовала, что под всей своей внешней ершистостью он глубоко подавлен.