Сафари на гиен - Наталья Александрова

– Витя, Витенька, что это с ней? – пискнула Людочка, прячась за Витину спину. – Что она еще задумала?

– Кажется, она больше ничего не задумает, – медленно проговорил Витя. – Вроде бы она… того.

Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!».

Витя вздрогнул. Людочка почему-то перекрестилась.

– Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!

– Ничего она не вскочит! – голос Вити крепчал. – Мертвая она, мертвее не бывает. Звонить нужно в полицию.

– А в «Скорую»?

– «Скорая» тут не нужна.

– Витенька, а что же теперь будет? Что мы будем делать? Кто на нас будет кричать? – губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.

– Что делать – разберемся. А если будешь реветь, я на тебя почище Мадам заору.

Витя приволок вконец расклеившуюся Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.

Полиция приехала быстро – Мадам в городе знали, и в большом количестве. Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, который подрабатывал в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся туда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел детскую передачу по телевизору. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался на раскладушке, которую притащил в офис тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу, который, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дома. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер – ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, которые она сказала им на прощание. («Я себе представляю», – подумал Витя.)

– Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью… – начал было один из штатских, приехавших с полицией.

Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла лишь сама Мадам, ибо только у нее были ключи от парадного и от черного хода. Дежурного она сама лично запирала на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо тоже – дверь изнутри было не открыть.

– А если пожар? – вякнул было молодой неопытный оперативник.

Витя промолчал, а Эдуард Иваныч рыкнул что-то невразумительное.

Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать подобно мартовской снежной лавине.

Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать полиции о вчерашнем визите «крыши» и о разговоре в «парилке». Полицейский очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.

Людочка пришла в себя и сварила кофе. Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Полиция от кофе отказалась, – при исполнении не пьем, – но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.

– А вообще, были у нее враги?

– Ну как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы – это конкуренты, бараны – покупатели. Остальные для нее просто не существовали.

– А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?

– Думаю, где-то посередине. Что-то среднее между козлом и бараном.

– Так, выходит, у нее много врагов было. Многие могли ее смерти желать?

– Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали – мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее было тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают…

Наконец полиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя полиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что «крыша» нервничала и дожидалась за углом, пока полиция уберется восвояси.

Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.

– Ну, чего, Витек, у вас тут стряслось?

Витя снова подробно рассказал о событиях.

– Ну, вы даете, в натуре! Кто ж ее мог замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, тамбовские в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе… Ну, мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь – чтобы не тихарить.

– В натуре, – невозмутимо ответил Витя.

Его не очень беспокоил визит Дениса. Гораздо больше его беспокоил другой визит. Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!

Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это был единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды, ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не должно было ничего доноситься – дверь была достаточно толстой, чтобы голоса обычного человека не было слышно, но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…

И вот, через полчаса после ухода Дениса, в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно подошел к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора, который, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего вызвал туда Витю. В кабинете он небрежным жестом указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.

Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:

– Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.

– Так, выходит, она не хозяйка была?

– А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, будешь ты вместо Марианны работать. Пока. Если прибыль снизишь – пойдешь на улицу. На этом все. – Старик указал Виктору на дверь.