Святослав Загорский. Закон Севера - Татьяна Линг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Никита сам нашёл», – передразнил его воевода и швырнул лист бумаги, на котором вёл записи должников. Тех, кто частенько наведывался в дальние края да за это платил неофициальную подать с продажи каждой живой души.
Стоило Головомою накрыть рукой список, воевода ухватил его за рукав скрюченными от болезни пальцами и прошипел, так, что только Никита мог и услышать, даже ежели бы их подслушивали:
– А ежели она этот списочек Ярёме передаст? А? Думаешь, ты дольше меня проживёшь? Достань мне Осинку, слышишь? Достань эту бабу непокорную! Поперёк горла она мне стоит! Понял? А после доделай все дела с лекаркой этой! И это ж надо было! Дурные бабы! Блудливая северная кровь!
Никита кивнул, еле сдерживая эмоции. Как убить ту, что дороже собственной жизни? А лекарку? Её-то после того, как Осинку выскребла с того света, как убить? Печаль сгорбила плечи, а воевода рассудил это по-своему:
– То-то же! Ну, ступай. Выполни мой наказ, а бумажку эту сожги! – Твердислав удовлетворительно вытянул ноги вперёд и, подождав, когда Никита уйдёт, выкрикнул: – Ивашка! – и тут же ласково добавил, когда тот явился на пороге: – Поди сюда, непутёвый мой.
Служка зашёл в светлицу и затравленно посмотрел на воеводу.
– Да, батюшка. – Слезы навернулись на глаза, а сопли он шумно втянул.
– Иди ко мне. – Твердислав поманил холопа пальцем.
– Не надо…
– Раздевайся, – раздражённо цыкнул Твердислав, подталкивая слугу ближе.
Ивашка, скинув портки, улёгся на воеводскую кровать. Разделся и сам воевода. Он рассматривал молодого парня, худого как жердь, с мужским достоинством, безвольно сейчас лежавшим промеж ног, и дивился, как так у него в голове повернулось, что теперь его не радуют женщины, а в этом тощем замухреныше нашёл усладу, да такую, о какой страшно на исповеди сказать!
– Иди ко мне, – приказал воевода.
– Батюшка, – захныкал парень.
– Не гневи меня, – строго заметил воевода и улыбнулся, пожирая страх в глазах юнца. Он чувствовал себя сильным, молодым, вершащим судьбу. Предвкушение разлилось в груди. Твердислав не хотел более бить парня, наоборот, желал приручить, чтобы глубже проникся Ивашка, что можливо из такой связи получать и ему удовольствие, ежели не будет сопротивляться. А чтобы поверил ему служка, он встал на колени перед ним и с таким воодушевлением стал это доказывать, что то ли от испуга, то ли от шока, но сомнительное удовольствие Ивашка получил, а потом пришла пора и воеводы водить. Ночью холопа Чермный не отпустил и, крепко сжимая в объятиях, как большую драгоценность, уснул.
А проснулся он один в холодной опочивальне. Сладко потянулся, вспоминая, подробности прошлой ночи и затвердел сразу, как только подумал о заднице служки. Только захотел призвать к себе холопа, как крик разорвал утро.
Воевода поторопился, походу набрасывая на себя тулуп, валенки, да выскочил на двор.
– Чего разорались? – гаркнул он на дворовых, нянек да кухарок, что стояли и громко переговаривались. Кто-то охал, а кто-то причитал, и все показывали в сторону сарая, где сгрудились мужики и невозможно было ничего рассмотреть.
– Батюшка, – обратилась к нему кухарка, – так то ночью сегодня наш Ивашка… – и тут завыла баба: – Удави-и-ился!
У воеводы потемнело в глазах.
– Крепость, гады, обложили со всех сторон! Служивые без вашего наказа, как распорядились, не выступали, засели за стенами. – Трофим вернулся с разведки и докладывал князю положение дел. – Князь Чубанский ночует здесь же. Полати богатые поставил посередь лагеря и не боится же, плешивый!
Святослав с небольшим отрядом залёг в лесочке, в аккурат за спиной противника, что встал под стенами его города. Судя по расслабленным дозорным, в успехе своей кампании Володимир не сомневался. И назавтра намеревался взять крепость без особых усилий.
Но на этот счёт у Святослава был свой план и сдачу Загорской крепости не содержал. Володимир никогда в боях сам не участвовал, окромя его деда, мечом в семье Чубанских никто не махал и особливо крови не проливал, но был тот опасен тем, что любил нападать со спины да жалить слабых соперников. А вот почему трусоватый сосед вдруг решил, что сдюжит, Святослав догадывался.
– Пали его палатки, жгите лошадей с двух сторон, чтобы свара началась и они сами друг друга затоптали али на рога поставили, – скомандовал князь, когда рассвет не успел коснуться неба, но уже чувствовалось скорое приближение нового дня.
Ухнула ночная сова, потом ухнула ей в ответ другая, то был тайный знак, на который дозорные по неопытности не обратили внимания, а потом в лагере разверзся ад. Округа полыхнула оранжевым, и гарь затопила свежий воздух. Спросонья кричали люди, ржали обезумевшие от страха лошади.
– Нападение, нападение!
Ветер, что играл князю на руку, раздувал огонь в нужную сторону.
Спасавшиеся сбивали друг друга, а некоторые кололи и рубили, не разглядев сородичей своих. Ещё какое-то время продолжалось сумасшествие, пока командиры не стали контролировать ситуацию да отдавать резкие команды. Как только стало в лагере успокаиваться, волной налетел Святослав, конницей сбивая пеших. Нещадно рубил он налево да направо. Рядом затаптывал конём врагов своих Трофим. Он орудовал топориком, а когда тот застрял у кого-то в башке, выхватил булаву и доставал тех, кто старался заползти князю за спину.
Ладимир, у которого военный бой стал первым в жизни, тоже снёс несколько голов, но потом его стянули с лошади, и тут он раскидывал солдат как слепых кутят. Руками у него получалось работать гораздо лучше, чем оружием.
Святослав пробивался в главные полати, понимая, что князь Володимир ещё с первой волной атаки наверняка покинул свою армию.
Когда занялся рассвет, войско соседа было повержено. Перед Святославом выстроили три десятка солдат, что сдались. В копоти, саже, а кто и с ранением стоял и смотрел на князя. А перед внутренним взором Загорского стояла Осинка, как наяву, сердце его неровно билось, предчувствуя, что не должен он был быть здесь! В душе словно дыру проделали, что копьём, чуял: он упустил важное в жизни из-за жадности соседа.
– Казнить всех! – скомандовал Святослав. Вой убиенных потонул в криках, что неслись с другой стороны его крепости. Люд, что хоронился здесь, в радости кричал: «Слава князю! Слава Святославу Загорскому!»
Кочубей, воевода, что был поставлен в городе Загорье самим Святославом, подбежал к князю, когда тот спешился перед полатями. Светлые волосы его торчали из-под зимней шапки, а глаза горели азартным огнём, по всему было видно, что рубиться молодец любил. Но пуще всего в нем Святослав любил то, что Кочубей приказы выполнял, даже если они ему были не выгодны и не нравились, не то что Трофим его. Князь вздохнул и поторопился в приёмные комнаты.
– Лихо ты его, князюшка, лихо! Только твой приказ стоять тихо удержал нас от выезда к Чубанскому! А уж как жаждали мы его крови! – Кочубей торопился вслед князю, по дороге вещая про дела в крепости.