Друг - Борис Седов

– Вот оно что, – сказал Геннадий, с интересом поглядывая на Таранова, – ну, теперь кое-что становится понятно. А, Иван Сергеич?

Пельмень, ступая тяжело, подошел к Ивану и сильно ударил ногой. Кое-как Таранов закрылся левой, удар ушел в сторону, толстая ступня только скользнула по ребрам, оставив несильную боль и сильный запах пота. Огромное тело по инерции слегка развернуло, и Таранов сразу этим воспользовался. Он зацепил одной ногой ногу пельменя, а другой рубанул под колено. Человек-пельмень рухнул на грязный пол. Шлепок получился не слабый.

– Убью, – завизжал Витек, – забью на хер козла… Сука! Сука, рвань!

От него сильно воняло потом. Складки жира, покрытые редкими рыжеватыми волосиками, колыхались. Таранов испытывал невероятную ненависть… и был бессилен.

– Пидор, – визжал пельмень, – ты у меня ноги целовать будешь, ты у меня отсосешь!

– Заткнись, Толстый, – бросил Гена брезгливо, и Витек враз умолк.

Гена поднял в руке фотографию, показывая ее Сергею:

– Из-за нее пришел?

Иван молчал.

– Так это глупо, – продолжал Гена. – Они все вместе взятые этого не стоят. Наркоман – это не человек.

– А кто? – угрюмо спросил Таранов.

– А я тебе, гнилуха, сейчас покажу, – произнес вдруг Витек. – Хочешь посмотреть? Хочешь увидеть свою рыжую соску?

Попов молчал. Молчал и Геннадий. А пельмень раком подполз к телевизору на низенькой тумбочке, распахнул дверцы и начал рыться в видеокассетах.

– Я покажу, – бормотал он, – сейчас покажу…

Наконец он нашел то, что искал. Включил телевизор и сунул кассету в пасть видику. Ивану стало тошно – он уже догадался, что увидит на экране «соньки».

В кадре появилась комната. Та самая, в которой он сейчас находился. И то кресло, в котором сидит Геннадий. Только на экране вместо Геннадия в кресле развалился пельмень. Салатного цвета шорты были спущены к шлепанцам, из-под огромного живота торчал сизый, сморщенный, как гигантский опарыш, член… Гена хохотнул, Таранов напрягся… На экране мелькнула черная тень. Спустя секунду или две Иван понял, что это упала снятая через голову футболка. Еще он понял, что видеокамера установлена примерно там, где он сейчас сидит. Хотелось закрыть глаза, но почему-то он продолжал смотреть.

– Давай быстрей, блядво рыжее, – раздался голос пельменя, и Иван даже не понял – прозвучал этот голос из телевизора или принадлежит «реальному» Витьку. В кадре появилась тоненькая фигурка с рыжей головой. На Иришке были только белые в горошек трусики и белые носочки. Выпирающие лопатки вздрагивали. Сизый опарыш под складками живота начал набухать.

– Трусы… трусы давай сюда, – скомандовал «виртуальный» пельмень, а «реальный» захихикал. Иришка стянула трусики и протянула их уродливой лысой горе мяса с сизым опарышем под складками брюха. Витек схватил трусики, скомкал в комок и жадно поднес к носу. Ноздри раздувались.

Таранов закрыл глаза. В темноте прозвучал голос Геннадия:

– Ну ты и урод, Толстый.

– А? Что?

– Урод ты! Слизняк… Если б он тебя замочил – правильно бы сделал.

– Гена, да я…

– Головка от х… Пиво у тебя есть?

– Сколько хочешь, Гена… холодненькое, в холодильничке.

– Ладно, пошли… угостишь пивом, Толстый. Пока я сам тебя не придушил.

В темноте скрипнуло кресло, раздались шаги. Иван Таранов сидел на полу с закрытыми глазами. Его переполняли ненависть и отвращение.

– Глубже заглатывай, сучка, – услышал он голос пельменя и заставил себя открыть глаза. Тоненькое голое тело было зажато между толстенных ляжек, рыжая голова почти утопала в складках огромного брюха. Пельмень тихонько повизгивал.

Волна ненависти была настолько мощной, что Иван, не помня себя, рванулся к телевизору. Но правая рука, охваченная черным браслетом, сразу вернула его в реальность. Он застонал от бессилия… на экране повизгивал голый белый боров.

Нет, ребята, так не пойдет! Так не пойдет, ребята! Таранов посмотрел на старинный ореховый буфет. Он был огромен и, видимо, невероятно тяжел. За спиной визжал и хрюкал омерзительный боров, человеко-пельмень… Нет, так не пойдет… Нет, так не пойдет!

Иван Таранов встал на колени, лицом к буфету. Подвел ладонь левой руки под днище. Похожая на сгоревший факел девочка лежала в морге, человекообразная студенистая тварь наслаждалась холодным пивком за стеной… Так не пойдет! Таранов сделал глубокий вдох. С резким выдохом, напрягая все тело, Иван рванул левое плечо вверх. В глазах потемнело, звякнуло стекло посуды в огромном буфете и – случилось чудо. Передние ножки буфета приподнялись. Чуть-чуть, на полтора сантиметра…он рванул кольцо браслета, и вороненая железка выскользнула из под ножек.

Опустить буфет аккуратно он не смог. Ореховый монстр грохнулся на пол с громким стуком. Зазвенело стекло. Упала сверху и распалась на десятки осколков какая-то гипсовая фигурка. Иван вскочил на ноги. Правая рука висела плетью, болтались на запястье наручники. Он улыбнулся.

* * *

– Что за черт! – сказал Гена, когда из комнаты раздался удар и вслед за ним звон стекла. На верхней губе у него белела пена.

Он поставил на стол высокий бокал с пивом. Быстро направился в коридор. На ходу он сунул руку под куртку и вытащил нож-выкидуху. Щелкнул, выпрыгивая наружу, четырехдюймовый обоюдоострый клинок.

У приоткрытой двери в комнату Гена остановился.

– Иван Сергеич, – позвал он. В ответ донесся стон. Ударом ноги бывший морпех распахнул дверь и, слегка приседая, ворвался в комнату. Страшный удар ногой в лицо опрокинул его назад, второй удар ногой – в грудь – сломал ребра и остановил сердце. Умер он мгновенно. На верхней губе белела полоска пива «хольстен».

Таранов подобрал с пола нож и повернулся к кухне. С правой руки свисал наручник, на губах играла улыбка.

Человекоподобная пельмень в портках салатного цвета задрожала. Иван шагнул вперед.

Таранов прильнул к дверному глазку и посмотрел на площадку. Глазок был хороший, панорамный, с широким полем охвата. На площадке было пусто. И, казалось, во всем доме нет никого. И во всем мире тоже нет никого. А сам мир похож на искривленную пустыню.

Иван осторожно отодвинул засов и вышел. Правую руку с браслетом он держал в кармане. При беглом осмотре тел ключа от наручников он не нашел, а время уже поджимало, нужно было уходить. Он покинул квартиру с «сувениром» на запястье.

Вниз Таранов спустился на лифте. Тактически это, конечно, неправильно, но сил почти не было. Сказывались нервное и физическое напряжение, да еще и удар по голове. Каждое движение отзывалось болью в затылке.

На первом этаже кабина остановилась, вздрогнув, как будто хотела рассыпаться на куски. Иван вышел, сделал несколько шагов к выходу и сквозь грязное треснувшее стекло увидел «форд-скорпио» напротив подъезда. Из машины, не торопясь, вылезли два молодых мужика с короткими стрижками, в расстегнутых пиджаках. Третий остался сидеть в машине, а двое двинулись к подъезду. Иван быстро переместился ко входу в подвал, сел на корточки в темном углу и прикрыл лицо полой куртки. Через несколько секунд он услышал скрип пружины на двери подъезда… шаги… звук открывшихся створок лифта.