Боги Третьего рейха - Ганс-Ульрих фон Кранц

Эрих Йохан Альберт Редер был немецким гросс-адмиралом, главнокомандующим ВМС нацистского Третьего рейха. Он прошел путь от вахтенного лейтенанта до начальника штаба командующего крейсерскими силами Хиппера в Первую мировую войну, а затем и до гросс-адмирала в 1939 году.

В том же 1939 году Редер поссорился с Гитлером по поводу назначения военно-морского адъютанта фюрера, и этот конфликт сильно испортил их отношения: Гитлер больше не шел навстречу просьбам и пожеланиям Редера, даже во время Второй мировой войны.

В 1940 году Редер записал в дневнике: «Нашему флоту в эту войну не останется ничего другого, как демонстрировать, что он может доблестно умирать». В январе 1943 года Гитлер приказал Редеру расформировать немецкий надводный флот, после чего гросс-адмирал потребовал отставки. Он был заменен Карлом Деницем и получил формальную должность главного инспектора флота без каких-либо реальных прав и обязанностей.

Приговором Нюрнбергского трибунала он был осужден на пожизненное заключение. Даже Дениц, которого Гитлер по своему завещанию оставил вместо себя, был приговорен только к десяти годам тюрьмы. Известно, что Редер был освобожден до срочно по причине возраста. До своей смерти через пять лет после освобождения Редер написал мемуары «Моя жизнь», которые были изданы, ноне полностью. По заверениям издателей последняя часть книги, посвященная Нюрнбергскому процессу и заключению в тюрьму Шпандау, не была закончена автором.

После освобождения Редер не покинул Европу: немцы в Латинской Америке его почему-то особо не жаловали и к себе не приглашали. Последние годыРедер провел в Швейцарии, в уединении. Мемуары бывшего гросс-адмирала записывал под диктовку его личный помощник — младший офицер, который состоял в его штабе еще до войны. Помощника звали Герман Херш, он был со своим патроном до самой смерти последнего в I960 году. Затем, передав издателям рукопись мемуаров Редера, собрал свои вещи и пропал для истории: улетел из Европы «в неизвестном направлении». Не знаю, разыскивал ли Херша тот, кто назвал направление «неизвестным». Лично мне оно было известно, точнее, я с самого начала предполагал его с почти стопроцентной вероятностью — Латинская Америка.

На поиски Германа Херша я потратил четыре дня. Поколение немцев, переживших войну, действительно оказалось очень выносливым: Херш был жив, хотя ему было уже за девяносто лет. Наполовину парализованный, но в полной ясности ума, он жил со своей сиделкой примерно в полутора сотнях миль от меня.

Что-то подсказывало мне, что единственный способ пообщаться с Хершем — это заявиться к нему лично. Мне казалось, что письма тут не помогут. Поэтому в ближайшую субботу я вооружился диктофоном, блокнотом, карандашом и несколькими своими книгами, заправил джип и ранним утром выехал по пыльной автостраде в направлении немецкого поселения, где обитал Херш. По дороге я продумывал версии своего появления. Однако они не потребовались.

Припарковавшись у небольшого и не очень нового дома, я увидел старика, сидящего в инвалидной коляске возле ворот. Прикрываясь рукой от яркого солнца, он внимательно наблюдал за мной. Я вышел из машины и направился к калитке.

— Герр Херш? — спросил я. — Здравствуйте, меня зовут Ульрих фон Кранц, и я…

— А, фон Кранц, — скрипучим голосом перебил меня старик. — Вот вы какой на самом деле. А я уж гадаю, почему это такой древний старикашка-нацист, как я, вас до сих пор не заинтересовал. Неужели, думаю, вы обо мне не слышали? Интересуетесь же военной историей, как я вижу по вашим книжкам. И про подлодки военные писали. И про Антарктиду даже. И про Тибет. Я-то, конечно, невелика шишка, но вот шефа моего вы наверняка знаете…

— Хорошие у вас книжки, — забормотал Херш дальше после небольшой паузы. — Но опасные. Не сносить вам головы когда-нибудь, Кранц. Уж послушайте старика — бросьте вы все это… Нет, я-то все ждал, когда вы меня спрашивать приедете. А вот и вы.

Я внимательно слушал, стоя возле калитки и пытаясь отыскать в словах старика подвох. Ноне находил. Неужели ему действительно хотелось, чтобы я приехал его расспрашивать? Может быть, ему просто не хватало внимания? Наверное, он считал свою роль в истории не такой уж и маленькой, и ему было неприятно, что все его забыли. Но тут Херш спохватился:

— Входите, фон Кранц, — что это я?! Входите, лучше поговорим в саду, чем через ограду. Так-то уж совсем невежливо.

Он засуетился, разворачивая коляску к дому. У него были довольно сильные и ловкие руки, хотя темное лицо покрывали морщины, а голова, брови и усы совершенно поседели. Я зашел во двор и пошел вслед за стариком к дому. Похоже, он имел намерение всерьез со мной сотрудничать. Я опасался, что его придется даже утихомиривать. Когда мы наконец после обмена любезностями устроились в саду, а сиделка принесла нам чай и ушла, Херш повернулся ко мне:

— Что вы хотите знать, Кранц? Говорите прямо.

— Я хочу знать об Эрихе Редере. — Несмотря на показное простодушие Херша, я вовсе не собирался сразу выкладывать ему все. Я незаметно включил диктофон. — Я хочу знать, за что его осудили пожизненно и почему освободили досрочно.

Херш помолчал немного, попивая чай, а затем медленно заговорил:

— Я был в числе людей, встречавших Карла Деница после его полных десяти лет, проведенных в Шпандау, Я был среди тех, кто встречал оттуда Функа спустя год. И среди тех, кто через девять лет приехал за Шпеером и Ширахом. Я был там и в 1955 году, когда из Шпандау досрочно освободили приговоренного пожизненно Редера. Поводом был возраст и плохое здоровье. Но я знаю, что дело было не в этом. Даже Гесса, который зналв десятки раз меньше Редера, и то не отпустили. Вы знаете, фон Кранц, что не только в самой крепости, но и на всех девяти бетонных башнях Шпандау круглые сутки находилась вооруженная охрана? Вход и выход всех без исключения — даже коменданта тюрьмы — был разрешен только через главные ворота. По всем, кто пытался войти или выйти из крепости другим путем, предписано было открывать огонь на поражение без предупреждения. Заключенным и охранникам не разрешалось говорить друг с другом. В 6 часов подъем, в 22 — отбой. Разрешались только некоторые книги, одно письмо в неделю и строго ограниченный круг посетителей, не чаще одного раза в месяц. Достаточно этого? Нет? Теперь скажу, как охраняли Редера. Так не охраняли ни Деница, ни Гесса. Спустя год после его заключения в тюрьму входную дверь в его камеру сделали металлической, и она постоянно находилась под высоким напряжением. К ней нельзя было прикасаться ни с какой стороны, не отключив ток. Иначе — мгновенная смерть. Система отключалась только из помещения коменданта и только для выхода заключенного из камеры и уборки ее. Еда подавалась в камеру на резиновом подносе. И каждые десять минут охрана нажимала кнопку проверки электросети в этой защитной системе. Каждые десять минут! Шесть раз в час, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, 365 дней в году, девять лет Редер слышал звонок, означавший, что если он притронется к двери, то будет мертв. Зная, что он обречен остаток жизни слышать его, Редер за все это время ни разу не попытался покончить с собой, а ведь смерть была такой близкой и легкой. Ради чего он жил, как вы думаете, Кранц? Молчите, не знаете.