Узница. 11 лет в холодном аду - Натали Швайгер

После того как автобус по изобилующей поворотами дороге выбрался наверх, на перевал, и мне снова стало плохо на этих поворотах, вдруг перед нами на горизонте возникли вершины Гималаев.

До сих пор я в основном ездила из Ламахи в Катманду ночным автобусом, когда туман или облака закрывали горы, но сегодня небо было чистым. Как обычно, это было захватывающее зрелище! Я с удивлением смотрела на острые зубья вершин, блестевших, словно металл, в мягких лучах вечернего солнца. Моя соседка, пожилая женщина, проснулась, увидела мое восхищенное лицо и улыбнулась.

— Мору — прекрасно, разве не так?

Я кивнула, все еще не в силах сказать ни слова.

— Я до сих пор очаровываюсь видом гор, — призналась она, — а мне уже больше семидесяти лет, и выросла я в долине Катманду. Однако когда передо мной предстает крыша мира, каждый раз, как и впервые, я прихожу в восторг, и я благодарна за то, что имею возможность видеть такую красоту.

Возвратившись в Катманду, я все еще не могла забыть Манпур. В ноябре мне исполнилось пятнадцать лет, а я была измученной, оттого что приходилось каждый день обслуживать три семьи. Я рассказала Зите, как тоскую по дому и что до сих пор самое большое мое желание — ходить в школу.

Когда она никак не отреагировала, я повторила:

— Если мне нельзя ходить в школу, то лучше отправьте меня домой. Или хотя бы пусть я буду работать только для вас, а не для других. Я могу выполнять любую тяжелую работу, но убирать в трех квартирах и обслуживать три семьи — это уже слишком! Пожалуйста, разрешите мне вернуться в Манпур, к моей семье.

— Остальная моя родня никогда не согласится с тем, что ты будешь работать только у меня, — сказала Зита, — а отправлять тебя домой обратно пока что все еще очень опасно. Но если ты хочешь, я могу предложить тебе место у моей тетки. Она как раз ищет служанку. Она живет одна, ее сыновья выросли и учатся в Америке. Это значит, что у нее не так уж много работы. Она богатая и влиятельная женщина, живет в большом доме. У тебя будет своя комната, и она определенно будет платить тебе, если ты останешься у нее. Может быть, так будет лучше для тебя, — пыталась уговорить меня Зита.

Может быть, она действительно хотела сделать для меня как лучше, я этого не знаю. Может быть, ей уже надоели вечные ссоры с ее братом. Но мне в любом случае так опостылели постоянные споры и нападки со стороны ее брата и остальной семьи, что мне было уже все равно. Мне хотелось лишь одного — чтобы наконец закончилась эта бесконечная беготня между квартирами. Поэтому я однажды сдалась и согласилась. Я думала, что хуже уже не будет. Как же я, однако, ошибалась…

Хотя я родилась человеком, до сих пор моя жизнь была недостойна человека.

Песня Урмилы

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

Прощание с Зитой, Паийей и Моханом после восьми с половиной лет было очень тяжелым для меня. Зита все же в основном относилась ко мне хорошо. Она никогда не била меня, а в последние месяцы обращалась со мной больше как с собственным ребенком, чем со служанкой.

До сих пор мы поддерживаем с ней контакты. Когда я в прошлом году выступала по телевидению, где давала интервью по проекту «Камалари», она позвонила мне и была очень взволнована:

— О, я так горжусь тобой! Я никогда не думала, что увижу кого-то из моих детей по телевизору!

Ни с того ни с сего она вдруг назвала меня своим ребенком! Даже не верится! То, что я в этом интервью протестовала против практики продажи девочек в качестве камалари, ее не смутило.

Сама же Зита до сих пор не чувствует себя виноватой в том, что заставляла меня работать у себя в качестве камалари.

— Ладно, ты не ходила в школу. Зато я всегда хорошо обращалась с тобой. Я давала тебе одежду, еду и даже дарила подарки. Я воспринимала тебя как родную дочь, — так она извинялась за свои действия.

И с Паийей я тоже до сих пор поддерживаю дружеские отношения. Она изучает медицину в Катманду. Когда я в последний раз была в городе, проводя кампанию, я побывала у нее в гостях. Она относится к традиции покупать камалари намного скептичнее, чем ее мать. Она говорит, что то, что я делаю, — это здорово. То, что я борюсь за права камалари.

Она также извинилась передо мной:

— Это неправильно, что девочек, таких как ты, за мизерные деньги заставляют работать в чужих семьях. Девочки из бедных семей тоже должны иметь право ходить в школу!

Это было жарким летом в месяце ашад, когда вдруг кто- то позвонил в дверь. По непальскому календарю было 18 марта 2061 года, а по западному — среда, 2 июля 2004 года.

Я так точно знаю это, потому что за некоторое время до этого я начала вести дневник. Я записывала в тетрадь все, что было у меня на душе и о чем я никому не могла сказать. Первая тетрадь уже была почти полной. Хорошо было иметь такого «союзника». Мне надо было лишь стараться хорошо прятать дневник, потому что если бы Зита или кто-то из ее детей нашел его, у меня определенно были бы большие неприятности. День, когда я покинула

Зиту и перешла на работу к ее тетке, навсегда запечатлелся в моей памяти. Это был черный день для меня…

Зита нажала на кнопку открытия двери. Через пару минут двери лифта открылись и в дверях появилась худощавая, элегантно одетая женщина в светлом костюме песочного цвета. Ей было где-то около пятидесяти лет. На ней были солнцезащитные очки, которые она сдвинула на волосы, губы были накрашены светло-оранжевой помадой, и вообще у нее был очень строгий и важный вид.

— Я приехала, чтобы забрать девочку.

Зита приветствовала ее почти с трепетом. Я еще никогда не видела ее такой подобострастной. Паийя и Мохан тоже поклонились тетке. Она лишь коротко коснулась их голов.

— Урмила, это моя тетя. Она твоя новая махарани. С этого момента ты будешь работать у нее, — объяснила Зита.

Мохан и Паийя убежали назад в свои комнаты и наблюдали за этой сценой с безопасного расстояния.

— Я могу предложить тебе чай или стакан воды? — спросила Зита.

— Нет, спасибо, у меня мало времени, — ответила тетка.

Зита помогла мне упаковать мою сумку. Потом взяла ее в руки и проводила меня и тетку вниз. Я попрощалась с Моханом и обняла Паийю. Мои глаза наполнились слезами. Паийя пообещала мне, что мы будем видеться.

— Ну иди же сюда, девочка, — нетерпеливо позвала тетка.

Перед домом стоял большой темный джип с затемненными стеклами. Водитель в синем костюме открыл мне дверцу и поставил мою сумку в багажник. Тетка попрощалась с Зитой и села на заднее сиденье.

— Намаете, Урмила, — сказала Зита и крепко прижала меня к себе, — надеюсь, что тебе у моей тети будет лучше. Она пообещала платить тебе в месяц тысячу пятьсот рупий[12]— ты можешь послать эти деньги своей семье или приберечь их для себя. Это было бы хорошо.