Самый бешеный роман - Анна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто против детей? – поначалу непонимающе и одновременно возмущенно вопрошала Икки.
Или:
– Ленточку.
– Галантерея за углом, – поясняла моя подруга.
Еще их называли резинками, предохранителями, изделием №2, но только не презервативами. Да это и понятно, ведь тогда еще, кажется, у нас в стране не было секса.
Наконец Икки вылетела из отдела в торговый зал. В очереди, которую должна была быстро обслужить Кургузая, не наблюдалось никаких изменений.
– Пошли скорее, – крикнула мне Икки.
– Да они, оказывается, вместе! – воскликнула толстая тетка с болонкой на руках. И вдруг все они – и инвалид первой группы с дубинкой, и «баскетболистка» в красном берете, и пухлый мужик в кепке – обернулись, как один, и зал наполнился возгласами:
– Две хамки!
– Молодые, да ранние!
– Гнать таких!
– Ика, мы тебе сегодняшний день не оплатим! Можешь не рассчитывать! – Это было последнее, что я услышала, потому что мы, как пробки из бутылок с теплым шампанским, выскочили на улицу.
Время было 16.45. Мы катастрофически опаздывали. Икки бежала впереди меня, одеваясь по дороге.
– Наконец-то мы вырвались из этого осиного гнезда, – заметила я и вздохнула полной грудью.
– Спасибо, конечно, что заступилась, но если бы ты пришла вовремя, мне бы удалось безболезненно улизнуть. Эта чертова очередь скопилась за минуту до твоего прихода, а до этого не было ни одного человека.
– Теперь тебя выгонят за скандал?
– Нет, опять, наверное, лишат премии.
– А почему за Дусю не могла Обезьяна поработать?
– Она уехала с мужем на стрельбище.
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОБЕЗЬЯНЫ
Обезьяна – сорокалетняя коллега Икки, худая, как будто всю жизнь провела не за спиной мужа, а в концлагере, подстриженная под «горшок», в очках и неестественно маленького роста. Она не любила работать и могла бы спокойно позволить себе сидеть дома, но не желала. Обезьяна постоянно доказывала себе и мужу, что способна на многое, и наивысшее удовольствие она находила в долгом и подробном объяснении, как применять то или иное лекарство, с чем оно совместимо, а с чем нет. Могла, к примеру, запросто не отпустить какой-нибудь плевый безрецептурный препарат, говоря при этом:
– Нечего заниматься самолечением.
А когда у нее покупали трихопол, Обезьяна всегда говорила одно и то же: что он несовместим с алкоголем.
У Обезьяны была своя клиентура. Бабки из близлежащих домов надо не надо ходили в ее смену и, принимая за врача, раболепно смотрели на нее, угощая залежалыми конфетами. Два или три мужика, помешанных на здоровье… Еще одна сумасшедшая климактерическая женщина всегда заходила к Обезьяне по пути в женскую консультацию и подробно и красочно рассказывала ей, где и что у нее зудит.
Обезьяна чувствовала себя профессором медицины, королевой аптеки, и это ей не могло не нравиться.
Очень было жаль Икки, и у меня в тот день зародилась мысль, как бы помочь своей невезучей, беспомощной подруге. Нужно найти ей другую работу, решила я, но Икки я лишь показала свое пятно от вишни на бежевом свитере, чтобы она не чувствовала себя несчастной в одиночку.
– Застегни пиджак, – посоветовала она, когда мы наконец сели в троллейбус.
– Он не сходится. 46-й размер. Когда я его покупала, думала еще похудеть, но теперь мне кажется, что я стремительно приближаюсь к 48-му. Если быть точной, у меня сейчас полный 47-й.
– Такого размера нет в природе.
– Вот именно.
– Слушай, знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Кого?
– Эту чумичку – Бриджит Джонс. Читала? У нее тоже все наперекосяк.
«Нет, это невозможно! Они точно все сговорились! Кто бы знал, как мне надоела эта Бриджит Джонс!» – возмущалась я в душе, но выражать свое недовольство не стала, а лишь спросила:
– Ты к Пульке-то ездила?
– Да, – упадническим голосом сказала Икки.
– И что? Все в порядке?
– У меня не может быть «все в порядке».
– Иди ты! – поразилась я.
– У меня кандидамикоз.
– Чего-чего? – переспросила я.
– Заболевание, вызванное дрожжеподобными грибами.
– Ничего не понимаю!
– Кандидоз. Вот чем наградил меня этот поганый сантехник!
– Это опасно?
– Неприятно, но не смертельно. Манька, а ты что, вообще ничем таким не болела? Ты что, даже не знаешь, что такое кандидоз?
– Болела. Молочницей, – вспомнила я.
– Тоже мне, болезнь!
– Как Пулька-то поживает?
– У нее теперь новый парень.
– Да ты что! Кто же?
– Анестезиолог.
– И ты его видела?
– Угу. Не знаю, что она в нем нашла – глаза круглые, знаешь, тупые какие-то, замутненные, как у теленка. Такое впечатление, что он сам все время под наркозом.
– Ну, это у нее ненадолго, – успокоила я Икки.
– Ненадолго, – задумчиво повторила она. – А у меня сегодня мамаша электрика вызвала.
– Хорошо, что тебя дома нет, – заметила я. Вообще-то это была мысль вслух.
– Это еще почему? – вдруг перешла в наступление Икки, и я тут же сменила тему:
– Твоя мамаша наконец захотела помыться?
– Да нет, дело в том, что у нее заклинило замок в холодильнике, и она его никак не может открыть. Вчера раз пять бегала в магазин – ты ведь знаешь, она не может смотреть сериалы и не жевать.
– Удивительно, она столько ест и такая худая!
– Я где-то читала, что, если человек не поправляется, это значит, у него хороший обмен веществ.
– Но вообще, хочу заметить, странные у вас с мамашей отношения. Она что, не могла в твоем холодильнике порыскать?
– А там все равно ничего нет.
– Не понимаю, а электрик-то при чем?
– А кого еще-то вызывать? Снова сантехника? Этот хоть выключатель починит, а потом и замок посмотрит. Все-таки хорошо, что у мамаши замок заклинило, по крайней мере, может, хоть сегодня удастся вымыться при свете.
– Я всегда говорю, что во всем есть свои плюсы и минусы.
– Нет, не во всем. Какой плюс в том, что я заболела кандидозом?
– Зато ты увидела Пулькиного анестезиолога, – вдруг неожиданно пришло мне в голову.
– Вообще-то да. Наверное, ты права, если задуматься, то во всем можно найти свои плюсы и минусы.
17.20 – наконец-то мы на месте. Мы в нерешительности топчемся около кафе.