Тайна рукописи - Карен Мари Монинг

Я стиснула зубы и отвернулась. Мгновение спустя я ответила:

– Я не хочу об этом говорить. Это не твое дело.

– Ее смерть была ненормальной? Ужасающей, мисс Лейн? Скажите, ее тело выглядело так, словно побывало в зубах животного? Многих животных?

Я резко развернулась.

– Заткнисьненавижутебя! – прошипела я сквозь зубы. В глазах Бэрронса мелькнуло нетерпение.

– Вы тоже хотите умереть подобной смертью?

Я уставилась на него. Я не буду плакать у него на глазах. Я не буду вспоминать о том, что увидела в тот день, когда мне пришлось опознавать тело Алины. И даже в самых страшных своих кошмарах я не хотела бы так умереть.

Видимо, ответ был написан у меня на лице, поскольку Иерихон ухмыльнулся половиной рта.

– Вот и я не думаю, мисс Лейн. Слушайте меня и учитесь, и я помогу вам.

– С какой стати тебе это делать? – Я сглотнула застрявший в горле ком. – Ты не похож на Доброго Самаритянина. К тому же мне кажется, что в словаре возле слова «наемник» расположена твоя фотография. А у меня нет денег.

Теперь в движение пришли обе стороны его рта – Бэрронс оскалился и тут же принял вид лощеного европейского горожанина. Ого, кажется, я нащупала болевую точку. Что-то в моих словах глубоко задело его, и, похоже, дело было в слове «наемник».

– Я не могу оставить вас на произвол судьбы. Меня загрызет совесть.

– У тебя нет совести, Бэрронс.

– Вы обо мне ничего не знаете, мисс Лейн.

– И не собираюсь узнавать. Я хочу поговорить с полицией, чтобы они возобновили расследование убийства моей сестры. Я не желаю вновь встречаться ни с тобой, ни с твоими дурацкими тенями. Я даже не собираюсь больше спрашивать, что такое ши-саду на самом деле, поскольку не хочу выслушивать бред. Держись от меня подальше, или я расскажу полиции о твоих глупых идеях и угрозах. – Я схватила со стола сумочку и пакет из аптеки и зашагала к двери.

– Вы совершаете огромную ошибку, мисс Лейн.

Я распахнула дверь.

– Ошибку я совершила вчера, поверив тому, что ты сказал. И этой ошибки я не повторю.

– Не переступайте порог. Если вы выйдете на улицу, вы умрете. В самом лучшем случае жить вам останется три дня.

Я не удостоила его ответом. Хлопок двери за моей спиной прекрасно сыграл роль ответной реплики.

Кажется, Бэрронс прокричал что-то мне вслед, что-то странное, вроде «держитесь на свету», но я была не уверена, и мне было все равно.

Иерихон Бэрронс и я закончили недолгое знакомство.

По крайней мере, так я тогда думала. И это оказалось еще одной вещью, насчет которой я сильно ошибалась. Вскоре нам пришлось жить бок о бок, нравилось нам это или нет.

Поверьте, нам это не нравилось.

В последствии, вспоминая эти несколько дней, я понимала, что то были последние нормальные дни в моей жизни, хотя тогда они казались мне какими угодно, только не нормальными. Нормальными были персиковый пирог и зеленый горошек, вечера за стойкой бара и буксировка машины на тросе в гараж, которая обошлась мне в последние двести пятьдесят долларов. Расследование убийства моей сестры в Дублине нормальным не было.

Весь четверг я провела в кампусе[10]Тринити-колледжа. Я поговорила с профессором, которого не могла застать раньше, но он не добавил ничего нового. Я побеседовала с дюжиной однокурсников Алины, когда у них закончились занятия. Истории, которые они мне рассказывали, мало чем отличались одна от другой и от очередной серии бесконечных «Секретных материалов», – всегда ненавидела этот сериал за отсутствие конкретных ответов и открытый финал, я люблю разгаданные тайны, – однако моя сестра, похоже, очень изменилась, приехав сюда.

Студенты рассказали, что первые три месяца она была дружелюбной, общительной, умной, словом, всем хотелось с ней подружиться. Это была та Алина, которую я хорошо знала.

Затем она внезапно изменилась. Начала пропускать занятия. Когда она все же появлялась, то на вопросы о том, где она была, Алина отвечала неопределенно или вовсе уходила от ответа. Она казалась взволнованной и озабоченной собственными мыслями, словно нашла нечто куда более интересное, чем ранее занимавшие ее лекции. Потом, в последние месяцы жизни, моя сестра сильно похудела и казалась изможденной, словно пила и развлекалась ночи напролет, все ночи до единой, за что, как думали однокурсники, и поплатилась.

«Нервная» и «раздражительная» – эти два слова никогда не ассоциировались у меня с сестрой, но однокурсники Алины свободно ими пользовались, описывая ее.

Я спросила, был ли у нее парень. Двое из тех, с кем я говорила, ответили утвердительно, эти две девушки, похоже, знали Алину лучше других. У нее определенно был парень, сказали они. Они считали, что он старше ее. Богат. Образован и красив, но нет, они ни разу его не видели. Никто его не видел. Она никогда не приводила его с собой.

Незадолго до смерти, в те дни, когда она совсем не посещала занятий, Алина, похоже, сделала последнюю безнадежную попытку вернуть свою жизнь в нормальное русло, но моя сестра выглядела уставшей и разочарованной, словно заранее знала, что эта битва проиграна.

Чуть позже вечером я зашла в интернет-кафе и закачала в свой плеер новые мелодии. Интернетовские сайты с музыкой любили мою «Визу». Мне следовало бы побольше экономить, но у меня две слабости, книги и музыка, а насколько мне известно, это не самые плохие пристрастия, которые могут появиться у человека. Я страстно желала заполучить CD с лучшими хитами группы «Грин Дей» (песня, в которой поется «иногда я сам себя пугаю, иногда мое воображение насмехается надо мной» вспоминалась мне еще о-очень долго) и получила его со скидкой, по цене 9,99 долларов, что было куда дешевле, чем в магазине. Теперь вы знаете, как я оправдываю свои пристрастия – если я могу заплатить за вещь меньше, чем с меня потребуют в «Уолмарт»[11], я эту вещь заполучу.

Я написала длинное, вымученно жизнерадостное письмо родителям и несколько более коротких посланий своим друзьям, оставшимся дома. Джорджия еще никогда не казалась мне такой далекой.

В отель я возвращалась в темноте. Мне не хотелось проводить много времени в комнате. В ней не было ничего удобного или уютного, так что я старалась придумывать себе дела до тех пор, пока не начинала засыпать на ходу. Дважды на пути к дому у меня возникало ощущение, что за мной следят, но оба раза я оборачивалась, и за моей спиной оказывался всего лишь нормальный дублинский вечер на Темпл Бар Дистрикт – ярко освещенный, теплый и приятный, заполненный толпой, состоящей из завсегдатаев пабов и туристов. Ничто в нем не могло вызвать той холодной дрожи, что вместе с мурашками пробегала по моей спине.